— Все мины взорваны! Бояться нечего!
Паша с опаской пробежал по рыхлой земле к неподвижным телам. Трупы были уложены друг на друга лицами вниз. Перевернув одно тело, Паша в ужасе отшатнулся. Мертвая плоть зловонным студнем отслаивалась от желтоватых костей. Вытекший глаз шлепнулся на высокий ботинок здоровяка и растекся по нему словно разбитое куриное яйцо по сковороде. Паша взбрыкнул, словно необъезженный жеребец, затряс ногой, пытаясь стряхнуть с ботинка глаз. Тот неожиданно лопнул, забрызгав кровавым киселем камуфляжную куртку здоровяка. Этого Паша не выдержал: его вывернуло наизнанку остатками обильной вчерашней трапезы. Петр Семеныч, благоразумно держащийся в отдалении, демонстративно громко щелкнул затвором.
— Вольфыч, мать твою, — держа егеря на мушке, выругался он, — кто эти люди? Кто их убил? И где наши немцы?
— Это диверсанты! Их убил я! — в голосе Вольфа прорезались стальные нотки.
— Диверсанты? — истерически взвизгнул Паша. — Ты что, ФСБешник? Тогда зачем ты с ними сделал ЭТО?
— Паша прав, их можно было просто зарыть! — качнул стволом винтовки Петр Семеныч. — Кто ты, Вольфыч?
— Пушку! Пушку брось! — опомнился Паша, срывая с плеча собственную винтовку.
— Паша, не истери! — Вольф бросил оружие на землю. — А этих я зарыл вон там, на пригорке. Можете проверить… Только зачем их откопали ваши гости, убей, не пойму!
Петр Семеныч кивнул Паше головой: проверь! Паша тут же умчался в указанном направлении, не забыв, правда, подобрать с земли карабин егеря.
— Так, где немцы, Вольфыч? — спросил егеря оставшийся с ним наедине Петр Семеныч.
— Они ушли. Их можно больше не искать.
— Куда? В тайгу?
— Нет, они вообще покинули этот мир!
— Сдохли что ли? Тогда где трупы? — недоумевал Петр Семеныч.
— Они живы. Здесь находится переходной портал, врата в альтернативный мир…
— А ты часом не болен, Вольфыч. Фантастики в одиночестве перечитал? Не надо мне мозги парить!
— Петр Семеныч, — вернулся запыхавшийся Паша, — Вольфыч правду сказал: есть там разрытая могила. Свежая! Видно, что их оттуда сюда перетаскивали! Вот, даже лопатку забыли, — похвалился он, демонстрируя находку.
— Вот засада! — Петр Семеныч забрал лопатку у Паши. — Ихняя это лопатка! Немец еще в городе хвалился, что его лопаткой можно гвозди рубить… Гвоздь разрубили, но на лопатке зарубка осталась. Вот она. Чё за дела творятся?
— Вернемся в избушку, — предложил Вольф, — я расскажу все, что знаю. А дальше сами решайте!
— Хорошо, — подумав, согласился Петр Семеныч. — Возвращаемся!
До заветного домика егеря маленький отряд добирался уже в кромешной темноте. И если бы не знание лесником окрестностей, то плутать бы им по тайге до самого утра. Но, наконец, вековые деревья расступились — изматывающая дорога закончилась. Паша глухо матерился: он умудрился расцарапать лицо, не заметив в темноте торчавшие ветки. Благо, что глаз не выткнул! Вольф сразу направился к сарайчику. Немного повозившись с капризным движком, егерь завел старенький генератор. В избушке вспыхнула тусклая лампочка. Паша собрал со стола остатки обильной трапезы и без сожаления вынес их во двор. Затем он быстренько накрыл стол, вскрыл несколько жестяных банок с тушенкой и сосисками, нарезал колбасу, ветчину и сыр. Недопитые бутылки с дорогим коньяком он тоже выбросил, опасаясь, что в них может остаться отрава. Благо спиртного было в избытке. После нескольких стопок Петр Семеныч, навалившись локтями на стол, жестко произнес:
— Давай, Вольфыч, трави свои байки! Чего это ты в этой глуши людей пачками валишь?
— Угу, — промычал с набитым ртом Паша, соглашаясь с шефом. — А мы послухаем! А затем решим, верить тебе или нет!
— Когда-то я уже рассказывал эту историю Степанычу…
— А деду что ли, егерю бывшему? — переспросил Паша.
— Ему. И он мне поверил. А вы… Слушайте…
— Во, брешет! Даже глазом не моргнет! — изумился Паша, выслушав рассказ Пса. — Тебе книжки надо писать, а не в тайге груши околачивать!
— Цыть, Паша! — строго приказал шеф, и тот сразу прикусил язык. — Так ты говоришь, хлынуть оттуда может в любой момент?
— Да. И тогда этот мир обречен! Против Вермахта вам не выстоять!
— Петр Семеныч, вы серьезно? Да он нам лапшу на уши вешает!
— Цыть, щенок! Урою в натуре! — с Петра Семеныча неожиданно сполз аристократический лоск удачливого бизнесмена и миллионера, обнажив личину матерого уголовника. Так же резко изменился его лексикон, оказавшийся вдруг насыщенным блатными словечками. — Я фуфло за километр нутром чую! А этот пердун старый к своим сквозанул? По возрасту вполне мог в сороковых коммуняков вешать.