И так бывало довольно часто. Стоит ли говорить, что любые просьбы на уровне «подай-принеси», высказанные голосом, он исполнял с мгновенной точностью и никогда не ошибался. Согласитесь, что редкая собака так понимает человека. Впрочем, всё это было бы вполне объяснимо, но последующие события заставили меня крепко задуматься.
Да, я совсем забыл упомянуть, что у меня исчезли боли в желудке, я крепко спал по ночам и вообще чувствовал себя, как в неполных двадцать пять лет. Хотя тогда я ещё не связывал состояние своего здоровья с присутствием Чака...
Так вот. У меня была девушка. Прекрасная, как майский куст сирени. И у меня была жена, с которой я не жил, и пятилетняя дочь, которую я очень и очень редко видел. Девушка была сладкая, а воспоминания о жене и дочери, соответственно, горькими. Это горько-сладкая смесь и отравляла мне душу ежедневно и до тех пор, пока не вмешался Чак.
Я настолько с ним свыкся, что всюду брал с собой. И даже на свидания. Поначалу девушка была не против, но однажды к нам пристала возле её дома подвыпившая компания очень молодых людей, которым, видимо, хотелось потратить на что-нибудь незатейливое избыток юных сил. Я не успел проявить себя мужчиной – Чак тихо заворчал и, выпрыгнув из кустов, где он до этого сидел тихо, чтобы не мешать нам целоваться, вырос перед этой шпаной. Было их шесть человек – все здоровые бугаи, акселераты, так их...
Чак не сделал ни одного движения. Он даже не рычал. Он просто стоял, не шелохнувшись, и глядел на них. В глазах его полыхало синее безжалостное пламя.
Спотыкаясь на ходу и визжа какими-то жуткими голосами, исполненными первобытного ужаса, компания кинулась врассыпную.
После этого случая девушка перестала со мной встречаться, но я почему-то не очень сожалел об этом, тем более что вскоре ко мне вернулась жена. И тоже благодаря Чаку.
Мы случайно столкнулись на улице, и моя дочь радостно и звонко закричав: «Папка!», бросилась почему-то к Чаку и тут же стала трепать его за уши. Чак довольно скалился, а жена сказала: «Здравствуй», потом долго глядела на Чака – он тоже, хитрец, на неё добродушно посматривал – и добавила полувопросительно-полувосхищённо: «Какая у тебя собака...».
Нам как-то сразу стало опять хорошо вместе, и для начала мы сходили в кино, а потом поели мороженного и, наконец, пошли домой. И мы уже точно знали, что идём к себе домой, что дом соскучился по нам, и совершенно не понятно, где это мы сколько времени – и, главное, зачем? - пропадали друг без друга. И этим же счастливым вечером произошёл ещё один случай, после которого я окончательно понял, что Чак не просто собака или не простая собака – как хотите.
Нам оставалось перейти улицу, когда на другой её стороне появилась подруга жены со своим сыном –ровесником нашей дочки, который, увидев нас, неожиданно бросился через дорогу, вырвав свою ручонку из руки матери. Всё произошло очень быстро. Троллейбус надвигался неотвратимо, как танк, и никакие тормоза в мире не могли бы его уже остановить, и я застыл со сжавшимся в ледяной снежок сердцем, и вскрикнула жена, когда Чак прыгнул прямо с места.
До противоположной стороны улицы было метров пятнадцать. Чак пролетел это расстояние по воздуху со скоростью брошенного камня, подхватил мальчишку передними лапами под мышки и... дальнейшее скрыл от нас корпус троллейбуса, который, звеня слетевшими штангами и зарываясь носом в асфальт, со скрежетом остановился там, где только что находился ребёнок. Вылезший из кабины водитель не орал на нас. Он стоял, прислонившись к своему транспортному средству, и, ломая спичку за спичкой в тщетной попытке прикурить, всё повторял одно и тоже.
-- Но ведь он же летел, граждане, я своими глазами видел, как он летел...
Мы ушли от расспросов и быстро натекающей толпы людей домой. Женщины наперебой расспрашивали у меня о Чаке, а дети... По-моему, детям было всё равно – о лучшем друге они не могли и мечтать, хотя детские мечты, поверьте, могут залететь очень далеко.
Прошёл ещё месяц. В нашем доме поселилось счастье. Было всё – и здоровье, и деньги. И отлично работалось и невероятно любилось. Только вот, просыпаясь ночью и глядя на Чака, неподвижно сидящего на ковре и уткнувшего морду в ночное звёздное небо, я чувствовал, что нам придётся скоро расстаться, и чувству этому нельзя было подобрать названия.
Однажды ночью он разбудил меня. Жена и дочь крепко спали. Я сразу понял, что пора собираться – в конце концов, не только Чаку угадывать мысли! Мы вышли на улицу и направились к окраине города. Чак вёл меня на восток – туда, где за новыми микрорайонами ещё держался под натиском горожан и бульдозеров довольно большой лесной массив.