— Людмила.
Она аж подпрыгнула, обернулась — глаза горят, но делает вид, что не рада.
— Что ты здесь забыл?
— Поздороваться пришел.
— Ну, поздоровался. Молодец.
Вот зараза!
Зубастенькая… Синяк на плече только бледнеть начал.
Я не привык перед женщинами извиняться, но трахатья хотелось так, что аж уши в трубочку сворачиваться начали.
Трахаться именно с ней, а не с кем-то еще. Поэтому я продолжил диалог, который мне давался нелегко:
— Мы не с того начали.
— Слышала уже, — отводит взгляд.
— Ты чего злая такая?
И неприступная, добавляю мысленно.
— Некогда мне, я баню хочу затопить.
Фуфло.
Это не баня, это древний, ветхий сарайчик с дырявой трубой, где последний раз парились, наверное, еще при царе.
— Давай ко мне. Затоплю тебе баньку, попаришься…
Фантазия сразу же нарисовала, как я парить буду. Ох, как бы ее отпарил хорошенько…
— Нет! — Людмила попятилась, не сводя с меня пристального взгляда. — У меня своя есть.
— Да ты хоть знаешь, как ее топить?
— Знаю, конечно. Не первый раз.
Мне кажется, сейчас она просто упрямилась.
Из вредности!
Но что мне было делать? Не тащить же к себе насильно средь белого дня.
Пришлось уйти.
Сначала даже показалось, что Людмила бросила свою затею.
Но потом, ближе к вечеру, смотрю — из ее бани дым валит — черный и густой.
Валит отовсюду, только не из трубы.
Черт, ну ясное дело…
Говорил же, эту баню сто лет никто не топил!
Дуреха чуть ли не спалила все к черту.
А если надышится этим угарным газом?
Вот же вредная упрямица…
Бегу туда, задержав дыхание.
Сразу — в баню.
Ныряю в клубы едкого дыма, с трудом разглядываю фигурку, мечущуюся беспорядочно.
Ясно, запаниковала.
Тащу ее на себя, крепко схватив.
Вываливаемся на свежий воздух, легкие горят.
В горле — ком.
Соседка, дуреха, вся в саже, кашляет, глаза слезятся.
— Ты чего, с ума сошла?! — ору. — Сказал же, эту баню лет сто никто не топил! Хоть бы у знающих людей спросила, как быть, если сама не умеешь!
— Сама справлюсь! — пытается отпихнуть меня. — Ой. Кажется, огонь не туда пошел, куда надо, — прошептала она, смотря мне куда-то за спину.
Я хватаю ее за талию, оттаскиваю подальше, сам лезу тушить начинающийся пожар.
Благо, шланг с водой неподалеку валялся, быстро все потушил.
Через десять минут все было в порядке.
Пожар потушен.
Раритетная баня цела, только чуть подкоптилась.
По-хорошему, снести надо эту старую баню и новую построить…
Да и вообще, тут работы — непочатый край.
Люда стоит рядом, перетаптывается с ноги на ногу, губы надула.
— Спасибо, — буркнула, смотря куда-то в сторону. — Но я бы сама…
— Да прекрати ты уже, — перебиваю. — Сама? Сама бы только угорела! Ты мне еще нужна… целая.
Она замерла.
— Это… намек?
— Не намек, а факт, — подхожу ближе. — Ты же знаешь…
Едва не сказал, мол, знаешь же, чего я хочу.
Но вовремя исправился: женщины же ушами любят.
— Ты мне очень понравилась.
Пах заныл от огня, который полыхнул в ее взгляде.
Заводная, недолюбленная, роскошная.
Хозяйственная, это важно.
Ох, кто же такое счастье потерял? Да не плевать ли, в целом?
Главное, что я ее из вида не выпущу.
— А я тебе уже сказала «нет».
— Не нравлюсь, что ли?
— Нет.
— Врешь.
— Почему?
— Потому что твои глаза говорят «да».
Она закусила губу.
Я подошел ближе, наклонился, обхватил ее затылок, притянув к себе.
— Архип… — шепчет она.
Сопротивляется, упершись ладонями в грудь.
Но слабо.
Ох, какая…
Губы как сочный, свежий мед с горчинкой из-за дыма, волосы под пальцами струятся.
Все ее изгибы тела просятся под ласку мужской руки.
Не удержался, тиснул за грудь, за попу…
Аж ладонь снимать не хотелось — до чего роскошный зад. Прижался теснее. Ноющим членом к ней.
— Архииип… — промычала со стоном.
— Молчи, — хрипло отзываюсь в ее губы. — Есть между нами искра притяжения, зачем ее гасить?
Пальцы нащупали затвердевший сосок через два слоя ткани.
Горячая штучка…
Отзывается стоном на мимолетную ласку, дрожит.
Целую ее глубже, она под меня аж прогибается вся.
Если бы не божий вечер, который был еще светел, я бы ее прямо здесь уложил, на тропинке, устланной резиной.
Разложил бы и вошел хорошенько.
Не отпустил бы.
Не посмотрел на фальшивые протесты.
Взял бы свое…
Но тут полно любопытных взглядов, а наши поцелуи и предварительные ласки — прямо уже, за гранью.