Делать они почти ничего не делали. Указав утром всем звеньям их участки работы и что нужно постараться сделать им за день, они заваривали и пили чай, варили и ели то, что они сварили, говорили о всяких пустяках в самом кильдыме или выйдя из него и греясь на солнышке на лавочке у кильдыма.
Как оказалось потом, все эти знания заключались в том, какие данные надо давать в документах в зону в конце каждого месяца. Деньги, за выполненные зэками работы, зону совсем не волновали, ведь эти деньги шли мимо зоны. Зону волновали ежемесячный процент вывода зэков на работу на рабочий объект, и норма выработки в человеко-часах на всю бригаду. Вот и всё. А норму выработки на каждого зэка в самой бригаде распределял уже бугор.
Для того чтобы делать ежемесячный стопроцентный вывод зэков бригады на работу, нужно было ставить выходы на работу всем зэкам, без исключения. Всем, и даже тем, кто был в это время "на кресту" или на длительном свидании или даже освободившимся по окончании срока и ушедшим в этом месяце "на волю". Иногда можно и нужно было даже приписать одну или две "мёртвые души" из тех, кого ранее списали в другую бригаду или на другой объект. Это нужно было делать потому, что в зоне тоже иногда путали цифры нужного стопроцентного вывода зэков на работу, а тут уже не стоило встревать в спор из-за этого, а сделать так, - если вам нужны такие цифры - получайте.
А для того, чтобы сделать стопроцентную и выше норму выработки на всю бригаду, нужно было лишь увеличить в нарядах время для исполнения работ в графе, которую вольные прорабы частенько вообще не заполняли, считая это глупым для себя делом, потому что зэков часто "перекидывали" с одного места работы на другое. Или нужно было аккуратно исправлять некоторые цифры, заполненные в такой графе, или дописывать ещё одну нужную цифру там, где это было возможно. Да и вообще, вольных эта графа в нарядах не волновала. Их волновали лишь деньги, которых отпускалось определённое количество, и из которых нужно было побольше взять им самим, вольным, а не отдавать их зэкам. А для зоны эти цифры человеко-часов, на которые вольным начальникам было наплевать, означали уже основные показатели бригад по их нормам выработки.
Для зэка норма выработки в сто процентов и выше давала уже право отовариться на девять рублей в месяц в зоновском магазине. За норму выработки в семьдесят процентов и выше, отоварка была уже шесть рублей, а ниже семидесяти - лишь на три рубля. День отоваривания в магазине для каждого отряда в каждом месяце был разный, в зависимости от месячных показателей отрядов по зоне. А этот день был уже как бы праздничным днём для зэков этого отряда. В зоне даже была поговорка для зэков, которым в этот день нужно было идти отовариваться в магазин: "Солнце светит ярко, - сёдня отоварка!".
Игорь быстро понял всю "премудрость" по "завоеванию" первого места и, после того, как Андреев прошёл третью комиссию "на химию", он выполнял уже все обязанности бугра в бригаде, а Андреев как бы отдыхал перед "химией". В тот раз уже Игорь делал всё сам в документах бригады, чтобы сдать их в конце месяца в отдел труда. Андреев лишь наблюдал, правильно ли всё делает Игорь. Все делалось Игорем правильно и бригада, как и прежде, была на первом месте. Все в отряде уже знали, что когда Андреев уйдёт "на химию", то Игоря поставят бугром этой бригады.
В вопросе о том, какой процент нормы выработки делать бригаде за месяц, была одна маленькая деталь. В конце каждого месяца нужно было узнавать, какой процент нормы выработки будет у бригады Алябаса, для того, чтобы сделать у себя на два-три процента выше. Для этого Андреев в конце каждого месяца брал чаю на хорошую "замутку", брал горсть конфет и шёл в кильдым зэка-мастера, который проводил учёт всех работ, сделанных зэками второй половины свинокомплекса. Этот кильдым, вернее "рабочий кабинет", в котором кроме старого письменного стола, старого книжного шкафа для бумаг и пары стульев ничего бы и не поместилось, был отгорожен в старой прицепной передвижной бытовке для вольных работяг, стоявшей на четырёх автомобильных колёсах. Большая половина этой бытовки являлась каким-то складиком у вольных мастеров, а меньшая - рабочим местом для зэка мастера-учётчика работ. Эта бытовка уже до половины колёс как бы вросла в землю. Во время чифирения и в разговорах при этом с мастером-учётчиком, Андреев как бы случайно и узнавал у него, какой процент нормы выработки будет в бригаде Алябаса.
Фамилия этого зэка-мастера была Китик, что на хохлятском простонародном диалекте означало слово "котик", и числился он в бригаде Алябаса. Он был небольшого роста, чернявый, лет тридцати. У него было средне-техническое образование строителя. В зоне Китик сидел третий год. Авторитета у него не было никакого. В зоне он жил "молча в тряпочку" и "никуда не высовываясь", мало что зная про зону и ничего не умея делать своими руками. К тому же он был жаден и никому ничего не одалживал даже после отоварки в магазине. Поэтому и кентов среди зэков у него не было и даже не намечалось
Игорю Алябас был неприятен как зэк, которых он в зоне называл "уродами" за их жестокую бессовестность по отношению к "простым" зэкам. Андреев знал это. Как-то в разговоре Игорь сказал Андрееву, что всё у него будет хорошо, только вот ходить к этому Китику в конце каждого месяца, ему будет неприятно, потому что там как-нибудь может оказаться и Алябас, в бригаде которого числится Китик. Тогда Андреев предложил ему перевести Китика в свою бригаду. Игорю это предложение понравилось, и через недельку отрядник перевёл Китика в бригаду Андреева. Игорь даже предложил Андрееву поселить его в отряде на шконку, стоящую у шконки Андреева "в ногах", в их проходняке.
Мечтой Андреева было попасть "на химию" в самом городе, а не в какой-нибудь "дыре" в этой сибирской области. В отряде, когда они чифирили с Игорем, он иногда звал чифирнуть и Китика, который очень любил халяву и всегда показывал, как сильно он уважает Андреева. В такое время, когда каждый пил чай-купец с конфетами из отдельного стакана, Андреев спрашивал Китика, какие связи тот имел в городе "до посадки" и с кем был знаком. Китик быстро понял, что чем выше у него были бы связи "на воле", тем он будет и более интересен Андрееву. И он вдруг начал говорить, что хорошо знает такого-то Помидор-Иваныча, такого-то Огурца-Петровича и прочих и прочих.
Игорь уже понял, что Китик вешает лапшу на уши Андреева, но не стал говорить Андрееву об этом. Пусть он хоть немного потешит свои надежды перед "химией" тем, что Китик даст ему некоторые адреса в городе. Игорь знал из разговоров с Юркой Яковлевым, что никто в зоне и в городе не может влиять на то, в какое место в области уйдёт тот или иной зэк "на химию" или "на посёлок". Из Москвы приходили разнарядки по этому вопросу, с указанием мест, куда именно и сколько человек нужно направить "на химию" и "на посёлок". В областном управлении мест заключения эти разнарядки делили ежемесячно на все колонии области по численности прошедших суд зэков, и никто в колониях не мог заранее знать, какой колонии и что достанется из этого в данный месяц. Это было как бы волей случая.
Для удачного разрешения такого вопроса нужны были уже высокие связи в самой Москве. В таком случае из Москвы могла прийти отдельная разнарядка, указывающая, что такого-то зэка, направляемого на стройки народного хозяйства, с такой-то фамилией, именем и отчеством, и т.д. и т.п., нужно отправить для работы тем-то, в такую-то организацию, в таком-то городе. Вот и вся наука, продиктованная централизацией власти в государстве.
Проще было, уже находясь "на химии", решать вопрос о переводе в нужное место. В этом уже могли ходатайствовать за зэка и местные Огурцы-Иванычи с Помидор-Петровичами. Но для этого нужны были и денежные бумажки, для "смазки" механизма власти в нужных местах.