...Отец Перламутрий, в одном подряснике и без сапог, лежал на кушетке и с огорчением думал о пришедших в упадок делах из-за церкви, сгоревшей от снаряда еще в прошлом году. Но, полежав немного, он вспомнил о скором приближении храмового праздника и неотделимых от него благодаяниях. И образы поросятины, кружков масла и стройных сметанных кринок дали, по-видимому, другое направление его мыслям, потому что отец Перламутрий откашлялся солидно и подумал о чем-то, улыбаясь.
Вошел Димка и, спрятав кусок сала за спину, проговорил негромко:
- Здравствуйте, батюшка.
Отец Перламутрий вздохнул, перевел взгляд на Димку и спросил, не поднимаясь:
- Ты что, чадо, ко мне или к попадье?
- К ней, батюшка.
- Гм... А поелику она в отлучке, я пока за нее.
- Мамка прислала. Повредилась немного, так поди, говорит, не даст ли попадья малость йоду. И пузырек вот прислала махонький.
- Пузырек... Гм... - с сомнением кашлянул отец Перламутрий. - Пузырек что?.. А что ты, хлопец, руки назади держишь?
- Сала тут кусок. Говорила мать, если нальет, отдай в благодарность...
- Если нальет?
- Ей-богу, так и оказала.
- Охо-хо, - проговорил отец Перламутрий, поднимаясь. - Нет, чтобы просто прислать, а вот: "если нальет"... - И он покачал головой. - Ну, давай, что ли, сало... Старое!
- Так нового еще ж не кололи, батюшка.
- Знаю и сам, да можно бы пожирнее... хоть и старое. Пузырек где?.. Что это мать тебе целую четверть не дала? Разве ж возможно полный?
- Да в нем, батюшка, два наперстка всего. Куда же меньше?
Батюшка постоял немного, раздумывая.
- Ты скажи-ка, пусть лучше мать сама придет. Я прямо сам ей и смажу. А наливать... к чему же?
Но Димка отчаянно замотал головой.
- Гм... Что ты головой мотаешь?
- Да вы, батюшка, наливайте, - поспешно заговорил Димка, - а то мамка наказывала: "Как если не будут давать, бери, Димка, сало и тащи назад".
- А ты скажи ей: "Дарствующий да не печется о даре своем, ибо будет пред лицом всевышнего дар сей всуе". Запомнишь?
- Запомню!.. А вы все-таки наливайте, батюшка.
Отец Перламутрий надел на босу ногу туфли - причем Димка подивился их необычайным размерам - и, прихватив сало, ушел с пузырьком в другую комнату.
- На вот, - проговорил он, выходя. - Только от доброты своей... - И опросил, подумав: - А у вас куры несутся, хлопец?
- От доброты! - разозлился Димка. - Меньше половины... - И на повторный вопрос, выходя из двери, ответил серьезно: - У нас, батюшка, кур нету, одни петухи только.
Между тем о красных не было слуху, и мальчуганам приходилось быть начеку.
И все же часто они пробирались к сараям и подолгу проводили время возле незнакомца.
Он охотно болтал с ними, рассказывал и шутил даже. Только иногда, особенно когда заходила речь о фронтах, глубокая складка залегала возле бровей, он замолкал и долго думал о чем-то.
- Ну что, мальчуганы, не слыхать, как там?..
"Там" - это на фронте. Но слухи в деревне ходили смутные, разноречивые.
И хмурился и нервничал тогда незнакомец. И видно было, что больше, чем ежеминутная опасность, больше, чем страх за свою участь, тяготили его незнание, бездействие и неопределенность.
Привязались к нему оба мальчугана. Особенно Димка. Как-то раз, оставив дома плачущую мать, пришел он к сараям печальный, мрачный.
- Головень бьет... - пояснил он. - Из-за меня мамку гонит, Топа тоже... Уехать бы к батьке в Питер... Но никак.
- Почему никак?
- Не проедешь: пропуски разные. Да билеты, где их выхлопочешь? А без них нельзя.
Подумал незнакомец и сказал:
- Если бы были красные, я бы тебе достал пропуск, Димка.
- Ты?! - удивился тот. И после некоторого колебания спросил то, что давно его занимало: - А ты кто?.. Я знаю: ты пулеметный начальник, потому тот раз возле тебя солдат был с "льюисом".
Засмеялся незнакомец и кивнул головой так, что можно было понять - и да и нет.
И с тех пор Димка еще больше захотел, чтобы скорее пришли красные. А неприятностей у него набиралось все больше и больше. Безжалостный Топ уже пятый раз требовал по гвоздю и, несмотря на то, что получал их, все-таки проболтался матери. Затем в кармане штанов мать разыскала остатки махорки, которую Димка таскал для раненого. Но самое худшее надвинулось только сегодня. По случаю праздника за доброхотными даяниями завернул в хату отец Перламутрий. Между разговорами он вставил, обращаясь к матери:
- А сало все-таки старое. Так ты бы с десяточек яиц за лекарство дополнительно...
- За какое еще лекарство?
Димка заерзал беспокойно на стуле и съежился под устремленными на него взглядами.
- Я, мама... собачке, Шмелику... - неуверенно ответил он. - У него ссадина была здоровая...
Все замолчали, потому что Головень, двинувшись на скамейке, сказал:
- Сегодня я твоего пса пристрелю. - И потом добавил, поглядывая как-то странно: - А к тому же ты врешь, кажется. - И не сказал больше ничего, не избил даже.
- Возможно ли для всякой твари сей драгоценный медикамент? - с негодованием вставил отец Перламутрий. - А поелику солгал, повинен дважды: на земли и на небеси. - При этом он поднял многозначительно большой палец, перешел взгляд с земляного пола на потолок и, убедившись в том, что слова его произвели должное впечатление, добавил, обращаясь к матери: - Так я, значит, на десяточек располагаю.
Вечером, выходя из дома, Димка обернулся и заметил, что у плетня стоит Головень и провожает его внимательно взглядом.
Он нарочно свернул к речке.
- Димка, а говорят про нашего-то на деревне, - огорошил его при встрече Жиган. - Тут, мол, он недалеко где-либо. Потому рубашка... а к тому же Семка Старостин возле Горпининого забора книжку нашел, тоже кровяная. Я сам один листочек видел. Белый, а в углу буквы "Р.В.С." и дальше палочки, вроде как на часах.
Димке даже в голову шибануло.
- Жиган, - шепотом сказал он, хотя кругом никого не было, - надо, тово... ты не ходи туда прямо... лучше вокруг бегай. Как бы не заметили.
Предупредили незнакомца.
- Что же, - сказал он, - будьте только осторожней, ребята. А если не поможет, ничего тогда не поделаешь... Не хотелось бы, правда, так нелепо пропадать...