- Как ты?
Он молчит, наверное, не любит разговаривать.
- Не хочешь со мной говорить?
Его красные глаза уставлены на меня, в них до сих пор читается страх.
- Пусти меня, пожалуйста?, - слезливо шепчет он.
-Куда пустить?
-Выпусти меня отсюда.
-Зачем?
-Мне больно.
-Конечно, тебе больно. Грехи делают больно. За них нужно платить.
-Какая ты мразь, - он говорит это сквозь зубы. Он меня не любит, не понимаю почему, я то его - да. Мне очень больно такое слышать.
-А я тебя люблю, и Бог тебя любит, поэтому ты тут. Неужели ты не понимаешь, что я хочу тебе помочь? Хочу, чтобы ты осознал смысл жизни, осознал, что ты грешен. Я даю тебе все. Что тебе нужно ещё?
-Я осознал.
-Нет, ты не осознал. Ты плачешь от боли, а не от осознания. Превозмоги боль, ты должен страдать от морального гнёта, а когда ты будешь страдать от него - я пойму.
-Я никогда не пойму, лучше бы ты меня убил.
-Нет, ты что! Это совсем не лучше, не говори такое! Ты просто должен исправиться, и все будет хорошо. Ладно, ты доел, давай я тебя привяжу обратно, а то ты опять попытаешься сбежать.
-Я не хочу убегать.
-Ты мне врёшь?
-Нет.
-А ты знаешь, что ложь - это грех?
- Да.
-Ты будешь грешить ещё?
-Нет, не буду.
-Ладно, я тебе верю.
Я вышел из сарая, закрыл дверь на замок, а сверху опустил большую стальную крышку и отправился в подвал. Я открыл его и включил лампочку, девушка спала. Разбудив её, сел рядом.
-Ну как дела?
-Шлюха не имеет права говорить с чистыми людьми.
-Ну ты что, я не чистый. Никто не чистый. Но ты молодец, уже гораздо лучше дела с осознанием, еще немного времени, и ты очистишься. Ты голодна?
-Шлюхи не достойны даже еды.
-Молодец, но я все равно оставлю тебе немного тушенки, если захочешь - съешь.
Закрыв крышку подвала, я отправился к машине, но услышал, как мужчина бьётся в дверь сарая. Я зашел.
-Ты меня обманул, ты согрешил.
-Нет, я просто хотел, чтобы вы услышали и пришли ко мне.
Я чувствовал страх. На стене висели ножи, пара отверток и шприц с рицином. Рицин - это, кстати, природный яд, который получают из касторовых бобов растения клещевины. Он убивает все белки в организме человека и достаточно 1 миллилитра для мгновенной смерти. Я взял шприц в руки.
- Хорошо. Я вижу, как ты мучаешься, поэтому позволю тебе жить своей жизнью. Смотри, этот укол даст тебе немного сил и восстановит запас энергии, но когда ты вернешься домой обязательно поешь и выспись.
Я подошел к нему и вколол в руку, он умер через 10 секунд, прямо на моем плече без боли и конвульсий.
Люди, которые не очищаются, отправляются к Богу.
Я положил тело в мешок и отвез на место погребения. К остальным. Лопата всегда была в моей машине. Я выкопал небольшую яму. Положил туда труп и закопал. Домой я ехал в приподнятом настроении под ACDC. В их песнях есть какое-то ощущение праздника. А сегодня был как раз праздник - мир стал немного чище.
III.
Приехав, я сьел два яблока и кусок хлеба, потому что решил отпраздновать очередную победу. Ложился спать не голодным, иногда приходится ослушаться Бога. Я ,в общем, не считаю его своим повелителем, если вы вдруг так подумали. Он для меня что-то вроде начальника, который может дать совет, поддержать. Иногда он ругается, но во благо мне, дает задания и поручения, потому что он уже наработался и заслужил отдых. Такой Герман Греф, который уже давно в этом бизнесе, а я только что закончивший факультет работник, пришедший набираться опыта в одно из отделений Сбербанка. Мы познакомились с ним, когда мне было 16, я тогда жил в Подмосковье и часто гулял по кладбищу, которое находилось в паре километров от нашего дома. Там во времена второй мировой хоронили убитых солдат и детей. Почему-то мне всегда было там хорошо, это было мое место силы, как любят говорить современные философы бытового уровня. Там ощущалась такая любовь и чистота, но в то же время накрывала волна несправедливости, я читал фамилии, считал годы жизни. Кстати, многие из них не прожили и 20, а кто-то и трех лет. Помню, как в один вечер у меня были проблемы в школе, и я ушел вечером из дома, под предлогом похода к бабушке. Мои родители не общались с ней, так что меня никто никогда не мог раскусить. На кладбище вела длинная асфальтированная дорога, напрямую. Для того, чтобы зайти на территорию, нужно было ломом оттопырить большую металлическую задвижку, я еще давно украл лом из отцовского подвала, прятал его под большим деревом около калитки. Когда ступаешь на землю кладбища сразу чувствуешь аромат реальности, мне это нравилось, всегда думал там о смерти, жизни, о том, насколько мы беспомощны в масштабах целой планеты. Я прогуливался по стандартному маршруту: начинал 39 годам, там лежали солдаты, воюющие за пределами СССР, а заканчивал 47, то есть теми, кого смерть не пустила из своих дряхлых жадных лапок. Многие солдаты умирали уже после окончания войны из-за ранений, болезней или облучений, так что ряды погибших позднее были тоже нескончаемыми. В один момент я остановился у могилы, которую раньше не встречал, там было написано «Стародуб Валентина Сергеевна», 1940-1941. Девочка не прожила и года, она погибал еще младенцем. Я не заметил, как по моей щеке покатилась слеза и я начал шептать: Почему? Почему? Я не понимал, как смерть может забирать ни в чем неповинных, безгрешных. Моя семья не была воцерквленной, меня даже не крестили. Я как-то заходил в нашу церковь, она была одна на всю деревушку, не могу сказать, что испытывал приятные ощущения. Это была скорее смесь смятения и желания уйти. Вдруг мне показалось, что в моей голове появляются непроизвольные мысли, которые постепенно стали складывать в связанные предложения. Это было что-то типа: «Потому что. Смерть не выбирает, она просто берет». Я задал себе следующий вопрос «Почему она берет невинных?».