Разве что единственное светлое пятно, произошло в моей жизни в то время. После казни сутенёров, мы через несколько дней таки отправились в Лаповку и вот там, в первые дни наших летних каникул, Машка вдруг заявила:
- Ничего не вижу плохого в том, чтобы быть девственницей и отдаться своему мужу в первую брачную ночь. Но с другой стороны я и такой доли себе не желаю, какая вам досталась, - она погладила по плечикам склонившиеся к ней фигурки близняшек, - Поэтому повелеваю! - мы как раз репетировали очередной спектакль под названием «Сватовство соседнего принца» и наша королева чувствовала себя в своей роли: - Сегодня же состоится моя свадьба с уважаемым принцем! Готовьте свечи, банкет и музыку!
Катька с Веркой лишились дара речи. Вначале даже не поверили, что их лидер вдруг решила добровольно пройти дефлорацию. Да не просто с истинным кандидатом в мужья, или хотя бы парнем, который ей сильно понравился. А с тем самым ничтожеством, ежедневным товарищем по детским играм, который всегда только и годился что на роль раба, или, в лучшем случае пленного рыцаря.
Но больше всего изумился я. О подобном празднике души, тела и вожделения, я и мечтать не смел в самых смелых грезах и давно с мирился с мыслью, что никогда не получу такого отрадного для каждого мужчины отличия. Да ещё с кем! С нашей королевой! С нашим харизматичным лидером! Первый час подготовки я вообще считал предстоящий обряд плохой шуткой. Потом стал подозревать подругу в чём-то жутко коварном и страшном. Вплоть до того, что она мне отмстит страшным обрезанием за нарушение клятвы, никогда на покушаться на её девственность.
И только к концу третьего часа, когда при ароматических свечах и под лёгкую музыку мы возлегли на устеленную праздничными, вышитыми простынями кровать, а близняшки поднесли нам по глотку красного, сделанного ещё бабушкой Марфой вина, я осознал и поверил в предстоящее чудо.
Правда и тут попытался найти ответы на рвущиеся из меня вопросы:
- А ты не будешь потом об этом жалеть? - уже укладываясь на Марию, прошептал я. - Ещё не поздно всё остановить...
- Ваше высочество! - продолжая играть, удивилась подруга, - Вы отказываетесь на мне жениться?
- Нет..., то есть..., я не в смысле игры..., - Растерялся я, уже чисто бессознательно, инстинктивно готовый совершить намечающийся акт. - Но что с нами будет потом?
- Да что угодно, ваше высочество, Но сейчас мне ничего не жаль, и я не хочу пожалеть о своей глупости в будущем.
- Мне кажется, глупость мы совершаем именно сейчас..., - шептал я срывающимся голосом, чувствуя, как моя плоть уже ощутимо вошла во влажное лоно, упёрлась там во что-то и готова рваться дальше.
Машка резко задышала, впиваясь ноготками в мою кожу на спине, и попросила:
- Борька, не тяни! Ну сколько можно издеваться над своей королевой?
Пришлось и мне резко выдохнуть, а затем трепетно прикоснуться к её губам со словами:
- Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество!
В то мгновение, и ещё несколько последующих минут, мне показалось, что всё в этой жизни отныне изменится, выровняется, станет добрым, ясным и справедливым. Исчезнет боль, канут в лету плохие слова и прозвища, мы забудем об унижениях и я стану расти как и прежде. Сдерживающие рядом дыхание Верочка с Катенькой перестанут нам завидовать, мы станем относиться друг к другу совершенно по-иному, и мы откроем наконец-то так давно скрываемую, вернее разыскиваемую нами тайну.
Но увы, уже на следующий день всё вернулось на круги своя. Машка мной помыкала с прежней капризностью и остервенением, близняшки готовы были меня грызть и пинать по малейшему намёку нашего лидера или движению её пальчика, а остальные проблемы из нашей жизни так никуда и не делись: я оставался всё таким же маленьким, уродливым и слабым. Меня окончательно перевели в ранг раба и с тех пор почти не вспоминали о сказочном и добром спектакле под названием «Сватовство прекрасного принца». Да и мне со временем стало казаться, что этот спектакль мне приснился в одном из нереальных, потусторонних снов. И никогда уже большее не вернётся в действительность.
Так что оставалось только мечтательно вздыхать, вспоминать сладкие минуты неземного восторга, да тянуть свою рабскую лямку. Потому что бунтовать и возмущаться своим бесправным положением стало поздно: любая из подружек теперь казались многократно более сильными, умелыми и сноровистыми. При любой попытке воспротивиться, меня сразу же скручивали бубликом или распинали крестиком и вытворяли всё, что им заблагорассудится.