- Что б ты издохла, сучка! - и попытался кулаком дотянуться до её лица.
Отлично тренированное тело каратистки, даже в подпитии сработало на рефлексах. Машка легко уклонилась от моего удара, затем жестоко выбила у меня весь воздух ударом под дых, и напоследок приголубила ударом кулака по лбу, прямо над переносицей. Кажется, я не просто отлетел назад, но ещё и через голову перекувыркнулся, ударился о стену и только потом стал оплывать с неё на пол.
И перед тем провалиться в туман боли, обиды и отчаяния, отчётливо расслышал жестокие слова:
- Так я поступаю с любой гнидой, которая пытается меня хоть чем-нибудь обидеть! - и следом короткая команда: - Закрыть его в сарае! Утром разберусь!
Там я и очнулся, через какое-то время. Подо мной топорщилось несколько старых одеял, и сверху лежала гора полушубков, так что замёрзнуть мне не грозило. При осознании этого, в душе шевельнулось лёгкое чувство благодарности к лисичкам. Эх! Если бы не эта стервоза!..
Воспоминание о Машке и случившемся избиении встало перед глазами с такой пугающей, жуткой отчётливости, что я завыл вслух, словно раненая собака. Настолько мне стало тяжело, безысходно и печально. И несколько минут такого вытья привели меня только к одной мысли:
«Уйти! Умереть! Замёрзнуть в лесу! Лишь бы никогда больше не видеть эти мерзостные лица! Лишь бы никогда больше не переживать унижения и оскорбления! Смерть - тоже очищает!»
После чего, оглушённый своим решением, но совершенно его не пугающийся я стал выбираться из под полушубков, а потом и из сарая. Понятно, что лисички не посмели ослушаться нашего лидера и снаружи на дверях висел огромный замок. Но ведь я тут каждую доску и щель знал с самого детства, поэтому вскоре уже стоял во дворе и отстранённо прислушивался к шуму, доносящемуся из дома. Там пели. И с каким-то потусторонним ужасом я осознал что именно: песенку крокодила Гены про день рождения. Такого нигилизма и подлости от подруг я вообще не ожидал. Так что ничего меня больше тут не удерживало. Сомнений и так не существовало в моём выборе, но после такой песни, они тем более не могли появиться.
Как ни странно, но в сарае я оделся более чем по погоде. Да ещё и фонарик в карман засунул. Видимо всё-таки сработал какой-то инстинкт самосохранения и врождённая боязнь простудиться. Так что холодно мне не было. Тем более, несмотря на крепчающий мороз, дождь прекратился, а порывистый ветер полностью стих. Вот так я и пошёл, куда глаза глядят. Бездумно, отрешённо, только изредка содрогаясь от кощунственных мыслей о своей смерти и скором разложении моего бренного тела.
На небе ни луны, ни звёздочки.
Впереди ни лучика, ни искорки света. Лишь позади одно светящееся окно, да большой фонарь, смутно освещающий наше подворье. Но вскоре и они не стали видны при всём желании. А желания к ним даже оборачиваться у меня не было и в помине.
Темень. Полная и глухая.
Но мои ноги уверенно шагают в неизвестном для меня направлении. Подошвы моих слегка великоватых бот на меху, нигде не скользят и никуда не проваливаются. Словно имея собственные глаза, ноги перешагивают через корни, лежащие поперёк ветки или низкий кустарник. Понятно: сколько раз за последние годы я тут пробегал, даже не смотря ни по сторонам, ни на землю! Тело само изучило весь этот участок леса и теперь не нуждалось ни в освещении, ни в подсказках моего разума. Да и мой разум уже практически умер, смирившись с собственной участью. Разве что изредка сознание заливали новые волны обиды, горечи и отчаяния. Но и они уже не могли достучаться до моего желания жить, мечтать, или бороться.
Привело меня в чувство удивления сразу двумя вещами: почему это я стою и почему вокруг вдруг стало так красиво? Некоторое время я озирался по сторонам, не в силах осознать происходящее. Разве что рассмотрел сзади себя кусты с кучей хвороста, да так и уселся на него с полным равнодушием. Не всё ли равно как умирать: сидя или в движении. Ну и только потом разобрался в сути изменившегося вокруг меня ландшафта: пошёл снег! Да ещё и сквозь тонкую пелену облаков стала просвечиваться полная луна. Вся земля вокруг стала белым бела. Кусты прямо на глазах покрылись тонкой корочкой примерзающего снега и благодаря мёртвенному, отражённому свету стало довольно светло и как-то до жути красиво. Настолько красиво, что я долгое время просто сидел не шевелясь, чувствуя, как и меня покрывает тонким саваном белых снежинок.