Увы! Судьба в тот момент мне подставила жестокую подножку. Дело было после Нового года, когда мы в третьем классе на зимних каникулах опять все вчетвером собрались в нашей Лапе. Снега хватало, мороза тоже, да и сопутствующего детского инвентаря для зимних развлечений родители нам покупали с излишком. Там что мы не только забавлялись на чердаке, но ещё и на санках катались, на лыжах порой по окрестностям бегали и даже на коньках в центр деревни добирались, где старшие ребята себе нечто вроде хоккейной площадки оборудовали.
Я мечтал стать знаменитым хоккеистом, поэтому иногда хватал коньки и сбегал от своих подружек, лишь бы хоть немного потренироваться с клюшкой и шайбой. В тот злополучный день я тоже оказался на площадке.
Вот там я и упал. Несуразно перескакивал небольшой намёрзший бугорок, коньки пошли вперёд и в момент падения я ни на бок вывернуться, ни попой смягчить удар, ни локтями подстраховаться, не сумел. Так и грохнулся спиной на тот злополучный бугорок. Боль в районе поясницы меня на короткое время лишила сознания. Но очнулся опять-таки от боли: деревенские пацаны пытались меня поднять, намереваясь сделать несколько насильственных приседаний. Им втемяшилось в голову, что у меня дыхалка сбилась.
Уже и не знаю, каким чудом, но с жуткой мимикой и мольбой в голосе мне удалось их остановить от подобного безрассудства. Просто упросил поставить меня возле дерева и оставить в покое. Сам, мол, отдышусь. Больше часа стоял. Замёрз настолько, что и боль чувствоваться перестала. Тогда я двинулся домой. Шел медленно, ибо каждый резкий толчок вызывал пронзающую от позвоночника боль, и я боялся опять потерять сознание. Но дошёл, проявив редкую для меня настойчивость и целеустремлённость.
Бабушка Марфа меня встретила как всегда с причитаниями, девчонки с недоверием и ехидными улыбками. Но в постель уложили, дали мёда и горячего чая с блинами. А добрейший дед Назар укутал мою поясницу компрессом с какими-то травами и спиртом.
Вот как раз в первый вечер и произошло в моём мозгу какое-то затмение-прозрение. Потому что иными словами я до сих пор не могу охарактеризовать то событие. Немного отлежав один бок я попытался завалиться на спину и перевернуться на другой, как у меня в тот момент в позвоночнике взорвалась такая пульсирующая точка боли, что я громко застонал и на какой-то момент потерял сознание. А когда очнулся от боли бьющей в висках, сначала не мог ничего рассмотреть из-за красных кругов перед глазами и прочих радужных разводов. И только чуть позже различил две совершенно одинаковые, склонившиеся надо мной головки наших лисичек. Они тоже показались словно сотканные из тумана, на странных, полупрозрачных шейках и с белыми от переживаний щёчками.
- Кать, ему и в самом деле так больно? - спросила та, что находилась правее.
- Ага! Ты ведь слышала как он стонал.
- Значит, он не притворяется? Тогда мне его так жалко...
- Глупая ты Верка! Мне его тоже жалко...
И в тот самый момент я чётко, до какого судорожного всплеска радости в сознании, осознал всю разницу между этими идеально похожими девчонками. И навсегда запомнил те чувственные модуляции их голосков, которые позволили бы мне различать подружек даже с завязанными глазами. Это знание так естественно и гармонично влилось в моё тело, что боль оттуда исчёзла, я вздохнул свободнее и даже попытался улыбнуться:
- Так в спине кольнуло, думал умру...
- Та не вертись! - стала распоряжаться Катенька.
- Мы сейчас бабушку позовём! - решила Верочка, и они обе умчались. Но с тех пор мне одного взгляда на них или единого слова с их уст хватало для стопроцентного опознания. Причём сам себе я никогда и не пытался объяснить что, и почему такое случилось. Просто всё списал на сильную боль и невероятно обострившееся в момент осознания восприятие. А уж на память и никогда не жаловался.
То есть хоть что-то от злосчастного падения осталось положительное. Опять-таки - иногда и отрицательное «что-то» из-за моих знаний на меня валилось.