И осенью, в начале октября бабушка Марфа умерла. На похороны из нас никого не взяли. Лишь на осенних каникулах мы в первый день приезда подались на её могилку и пару часов просидели вчетвером на лавочке. Переговариваясь о своём, раскрывая самые сокровенные тайны и как бы советуясь с самым любимым и искренним в своей любви к нам человеком. Могло показаться странным, но Машка почему-то задумала оправдаться перед умершей и словно на уроке поведала, глядя на венок, о самых основных наших шалостях. А потом добавила:
- Если до заката с того момента нам никакого знака не будет, значит мы всё делаем правильно и бабушка на нас не сердится!
Я не удержался от возражений:
- Солнце и так уже наполовину село. Да и какие могут быть знаки с того света?
- Мы догадаемся, когда увидим что-то странное и непонятное. Я читала...
- Где?
- Где надо, там и читала! А ты не знаешь, так сиди и помалкивай! - окрысилась на меня наша королева. Ничего не оставалось делать, как вздохнуть и смириться. И с какой-то потаённой надеждой ждать любой странности в округе.
Увы! Ничего не произошло. А может мы просто не туда смотрели и не к тому прислушивались. Но любящая бабушка Марфа так и не отозвалась. И никто из живущих посторонних не догадался подслушать наши откровения со стороны. Потому что наверняка бы изумился и принял бы меры. Хотя бы рассказал родителям. Потому что сами мы ни полусловом о наших игрищах никому рассказывать не осмеливались. Давали страшные клятвы, и нарушать их не собирались.
Солнце закатилось, Машка вскочила и потянула нас в дом:
- Быстрей! Родители сейчас уезжают и надо показать, что мы послушные и хорошие. Слушаемся деда Назара и будем ему помогать по хозяйству.
Опять-таки и показывать особо не пришлось. Наши родители даже на миллиграмм не засомневались в том, что их чадам в Лаповке будет плохо. Смерть бабушки Марфы на устоявшиеся стереотипы не повлиял. Опека добрейшего, пусть и глуховатого Назара их устраивала полностью. Тем более что и общее мнение про нас у отцов и матерей превалировало одно:
- Так ведь и они уже не малыши! Двенадцатый год, поди, идёт каждому.
Но больше всего их успокоила наша великая артистка. Машка кивнула головой, сложила ручки на груди и с чувством урождённой «матери Терезы» пообещала:
- Не волнуйтесь, я присмотрю за младшенькими.
В тот момент я был готов убить эту притвору, исцарапать ей лицо и наставить синяков по всему телу. И она, кажется, это прочувствовала. Потому что когда наши родители уже усаживались в машины и прощались с дедом Назаром, подошла сзади, ущипнула за бок и зло прошептала:
- Раб! Ты не имеешь права так смотреть на свою королеву! Сегодня я буду учить тебя смирению!
- Как хочу, так и буду делать, сучка! - не сдержался я, добавив подслушанное у старших ребят ругательство.
Ну и получил по полной программе, как только мы остались вчетвером в моей комнате. Теперь нам и на чердаке можно было не прятаться и даже шуметь сколько влезет. Назар спал крепко, слышал плохо, и в наши комнаты вообще никогда не заглядывал. И если бабушку Марфу или родителей Машка и лисички сильно побаивались, то к добрейшему двоюродному деду относились в плане потенциальной угрозы, как к пустому месту. Вот так для меня начался очередной круг издевательств и сексуального унижения.
Не могу сказать, что всё уж так не нравилось в наших игрищах. Нравилось. Мне этого хотелось. Это было жутко интересно и познавательно. Но если уж быть до конца откровенным, хотелось какой-то гармонии, красоты, ласки и нежности. Я стремился к какой-то одухотворённости, сказочности, тянуло к спокойному и доброжелательному познанию, к равноправным отношениям в нашей маленькой компании. А получалось совершенно вопреки природе: я, пацан, ратовал за романтические и добрые спектакли, а девчонки насаждали садизм и издевательства. Хотя в отношении Верочки и Катеньки это утверждать не берусь. Скорей всего и на них сказалось дурное, крайне негативное влияние нашей разухарившейся «королевы». Похоже, для близняшек наша лидер стала настолько авторитарной, харизматичной и образцовой, что они слегка тронулись в этом отношении психически. Доходило до того, что Машка себе позволяла их шлёпать, бить, пинать и заставлять вытворять что угодно, а они на неё продолжались смотреть с восторгом, преданностью и любовью. Одного шага не хватало до падения на колени и возношении молитв. Благо, что мы об этом не знали и воспитывались в полном атеизме. И даже порой сильно побитые и плачущие, они моментально превращались в цепных псов и накидывались на меня, достаточно было только пальчику королевы указать в мою сторону.