— Кто это «я»?
— Я, Жаркова, из второго мартеновского!
Командир подошел к девушке, сказал:
— Да ведь ты же, товарищ Жаркова, не числишься в батальоне. Сейчас все заводские девчата на переправе. И ты тоже должна…
— Нет, я за Тимкова! — прервала Ольга. — Тимков подрапал за Волгу… Я видела!.. А стрелять я умею. Это многие подтвердят. И вы это сами знаете, товарищ командир!
— Допустим, знаю. Однако есть приказ насчет…
— Нет, из батальона я не уйду! Не подводила товарищей в труде — не подведу и в бою.
Поздняков отвернулся, глянул вопросительно на Сазыкина: как, дескать, быть? Но тот, усмехнувшись, переадресовал это обращение рабочим:
— Решайте вы, товарищи, насчет Жарковой.
— А чего ж тут решать! — раздались голоса. — Огонь-девка!.. С нами ходила на стрельбище!.. Добрым будет солдатом!.. Надеть на нее штаны — вот и весь сказ!..
По цепи прокатился игривый мужицкий смешок.
— Смир-р-но! — скомандовал Поздняков. — Отставить разговорчики! — И, помолчав, прибавил с явным для себя облегчением: — Товарищ Жаркова! Согласно воле нашего отряда, вы зачисляетесь рядовым бойцом.
— Служу Советскому Союзу! — не замедлила откликнуться Ольга.
В положенное время подкатили два автобуса, и бойцы истребительного батальона (их было 94 человека) поехали в конец проспекта Сталина, на северо-западную городскую окраину, — поехали, как подумалось Ольге, на правах самых обыкновеннейших пассажиров, потому что никто, кроме комиссара Сазыкина, еще не имел оружия.
Утро уже наступило, но рассвет не мог пробиться к земле. Весь город дымился огромной черной головней.
Около завода «Баррикады» горели железнодорожные составы. А дальше, уже в Тракторозаводском районе, произошло то, что все могли предполагать, но что все-таки оказалось для всех неожиданным: автобусы попали под артиллерийский обстрел.
Такого еще не знал город! Немецкие снаряды рвались с сухим коротким треском, создавая, как на передовой, ощущение почти физической близости врага.
Все же до Тракторного завода добрались без потерь. Здесь, у здания заводоуправления, около памятника Дзержинскому на небольшой площади перед проходной, приехавших ополченцев встретил молоденький лейтенант и сейчас же приказал прятаться в щели.
Вскоре появился генерал-майор Фекленко, начальник автобронетанкового центра. Несмотря на близкие разрывы снарядов, он монотонно-ровным, без повышенных нот, голосом объявил боевое задание: батальон должен немедля направиться по Вишневой балке в сторону Городища и там, влившись в состав полка 10-й дивизии войск НКВД, получить винтовки и танковые пулеметы с боеприпасами и занять оборонительный рубеж.
В сопровождении молоденького лейтенанта ополченцы старательным, натренированным шагом двинулись от завода в дымную горловину ближней улицы и вскоре вышли в расположение полка, который окопался в Вишневой балке, на западном склоне.
Встретил ополченцев майор Белов, великан с забинтованной головой. Он тотчас же распорядился о выдаче оружия. Вместе со всеми Ольга получила… противогазную сумку, набитую, явно не по уставу, патронами и гранатами «феньками», затем — каску, всю облупленную, предательски блесткую под солнцем, и, что еще обиднее, допотопную винтовку польского образца, особенно неприятно поразившую своим коротеньким стволом с грубой волдыристой мушкой и брезентовым наплечным ремнем.
После получения оружия ополченцы, пользуясь затишьем, раскинули привал около полковой кухни, отведали, уже на правах законных бойцов, пшенной каши с подсолнечным маслом, получили сухой паек и хотели было, от блаженной сытости, вздремнуть малость, как вдруг явился все тот же майор Белов и отдал приказ — немедленно выйти к Мокрой Мечетке и сосредоточиться в Комсомольском садике, близ самого Дубовского моста.
— Это будут ваши исходные позиции, — пояснил Белов, подергивая забинтованной головой и морщась. — Возможно, к полудню пришлем вам танковые пулеметы, а тогда… Тогда, при взаимодействии с танковым батальоном тракторозаводцев, вы атакуете немцев, засевших на левом склоне Мокрой Мечетки.
Лощинками и овражками в мелком дубнячке ополченцы скрытно выбрались на правый склон просторного оврага, именуемого Мокрой Мечеткой, и стали окапываться в Комсомольском садике, среди жиденьких молодых деревцев со скрученной и изъеденной гусеницами листвой, которая тут же, как только налетал свежий ветерок с Волги, опадала с мертвенно-сухим, осенним шорохом на каски, на плечи…