Первый, кого Ольга увидела, ворвавшись в хутор, был запрокинувшийся на спину рыжебородый немец с голубыми глазами, пусто глядящими в небо, тогда как и лоб его, и щеки, да и грудь в рыжих завитках, пролезших из распахнутого зеленоватого мундира, как войлок из разодранного матраса, были в мелких и частых кровенящихся дырочках. Однако мертвый этот немец по-живому упрямо стискивал у груди автомат. И Ольге, сморщившейся от брезгливого ужаса, пришлось сначала разжать закостеневшие пальцы, а уж потом выдернуть и сам автомат, еще теплый, маслянисто-липкий, словно он не успел перенять мертвенный холодок своего прежнего хозяина.
Между тем уже со всех сторон, вслед за рокочущим и схлестывающимся в воздухе громовым «ура», врывались в хутор ополченцы с винтовками наперевес, в ерзавших или плотно нахлобученных на кепки армейских касках. Тогда же весело выглянуло из-за далекой уже дубовой рощицы взошедшее солнце. Первый луч его высветлил среди колыханья множества касок пшенично-белую голову комиссара Сазыкина, отбросил в пыль дороги сквозную тень от трофейного миномета, блеснул играючи, как в зеркальце, в железной истертой подковке на сапоге немца, который, верно, прошел шустрым маршем по многим странам Европы, а здесь вот, в безвестном русском селении, обрел бесславную смерть…
Почти сразу же после освобождения хутора рабочими истребительными отрядами прибыл с танкодрома Тракторного завода сводный отряд двух учебных батальонов в составе 14 новеньких обкатанных «тридцатьчетверок». Тотчас же захлопали крышки, и из башенных люков стали по грудь высовываться водители и стрелки, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Выглядели танкисты, на взгляд Ольги, довольно-таки несуразно в своих нахлобученных ушастых шлемах и тут же по-заводскому лоснящихся спецовках и пиджаках. А когда какой-нибудь водитель стягивал с головы черный шлем и помахивал им, приветствуя увиденного дружка по цеху, то это и вовсе придавало танкистам обличье самых заправских рабочих — тех, кто недавно своими же руками собирал прославленные «тридцатьчетверки».
Во время атаки на хутор Мелиоративный батальон краснооктябрьцев потерял около двух десятков убитыми, в том числе командира Позднякова и ветерана гражданской войны Артемия Ивановича Сурина. Немало жертв понесли и тракторозаводцы, тем более что им пришлось преодолевать сильнейший минометный огонь противника. Однако приход четырнадцати танков столь ободряюще подействовал на ополченцев, что было решено преследовать немцев и отбросить их как можно дальше от Тракторного завода.
Вырвавшись из хутора, танки веерообразно расходились по увалистой, в песчаных пролысинах степи, а следом, почти вплотную, кучно бежали ополченцы в непривычном для них боевом порядке. В лицо хлестало сизым выхлопным газом, по ногам стучали выдранные гусеницами земляные комья, похожие на глиняные черепки.
Рядом с Ольгой бежал Андрейка Баташкин. Не раз он своим плечом задевал Ольгу. Но через это невольное прикосновение она лишь сильнее ощутила к молоденькому пареньку почти сестринскую нежность: ведь теперь они, подручные, точно бы осиротели после смерти бригадира Сурина! Теперь их двое уцелело от всей бригады, ну а сбежавший Тимков — тот, конечно, не в счет! Значит, надобно им и в беде и в радости держаться вместе!
Вдруг над головой раздалось злорадно-противное шипение, и почти сразу же за спиной с трескучим уханьем зашлепали мины… Противник, видимо, хотел отсечь рабочих от танков. Мелкие сыпучие осколки уже звякали по лобовой броне, по башне. Кто-то из бегущих, коротко и удивленно вскрикнув, оседал на землю. Но Ольга не замедляла свой бег.
Вскоре зачастили вражеские противотанковые пушки. Ольге мнилось, будто стрельба ведется только по ее танку, и это обманное ощущение само собой переросло в предчувствие беды. Может быть, именно оттого она восприняла клочковатую вспышку над танковой башней как неизбежность, как вполне естественную расплату за столь стремительное продвижение под губительным огнем. И все же она не могла смириться с тем, что после предостерегающей кроваво-багровой вспышки танк задымил, дернулся судорожно и замер огромной беспомощной тушей, а ополченцы замешкались.
— Да что же мы? — крикнула Ольга. — Вперед, товарищи! Вперед!
Она не обернулась, не взмахнула руками призывно, как, наверно, следовало бы сделать, — она прямо кинулась в дым.
— Вперед! — подхватил тонким визжащим голосом Андрейка Баташкин. — Ура-а-а!..
И человек десять ополченцев, раздирая жирный, вязкий дым, вырвались на открытое пространство, закопченные, не очень-то ловкие в своих маслянистых пиджаках и спецовках, непохожие, пожалуй, ни на каких солдат в мире.