— Это что: шуточка для поднятия духа? — нахмурился Жарков.
— Да нет же, Алексей Савельевич, — принялся убеждать Мякишев. — Правда, сначала я тоже не поверил: весь поселок заводской разрушен, а у них там банька! Но директор клялся и божился. Он сообщил, что в бане мылся нарком танковой промышленности Малышев и остался весьма доволен. А сегодня будто бы собирается помыться Шереметьев, заместитель наркома черной металлургии… Так что же прикажете ответить директору «Красного Октября»?
— Ответьте, что ежели сегодня немцы не устроят горячей бани, то приедем. Обязательно приедем!
В штольне у Жаркова имелся кабинет, отделенный от общего помещения фанерной перегородкой. После разговора с Мякишевым он прошел прямо туда, зажег свет и, прежде чем сесть за письменный стол, бросил привычно-заботливый взгляд на лампу «Катюшу», сотворенную завхозом из гильзы 76-миллиметрового снаряда (в нее, за отсутствием керосина, заливали бензин с солью), на фарфоровую пепельницу с надписью «Жена, не серди мужа», на снарядную головку — отныне уже мирную чернильницу, на круглое зеркальце в простенке, на торчащие, рядом с картой области, лосиные рога с повешенной на них каской…
На столе, поверх других, лежала синяя папка с телеграммами, полученными за время сна. Алексей уселся в кожаное кресло (подарок одного интенданта) и стал просматривать их с красным карандашом в руке, чтобы отметить наиболее спешные. В эту минуту зазвонил самый ближний телефон. Алексей рывком взял трубку и услышал женский голос: «Сейчас с вами будет разговаривать секретарь ЦК». Прошло, наверно, минут пять — семь, пока из глубины потрескивающей трубки не вырвался стремительный, с металлическим вызвоном, знакомый голос:
— Товарищ Жарков?.. Вы еще в Сталинграде?.. Похвально, похвально!.. В ваш обетованный Комсомольский садик проникли вражеские ракетчики, они сигналят в направлении КП, вас бомбят, а вы там отсиживаетесь и дистиллированную аптечную водицу попиваете. Ай да храбрецы! Наконец, восьмого сентября вас атакуют прорвавшиеся немецкие автоматчики, и вы лезете на баррикады и занимаете боевую линию. Более того, геббельсовский агитсамолет прямехонько на вашу голову сбрасывает пудовый тюк с листовками, а к вашей связи подключается немецкая радистка и объявляет: «Товарищ секретарь обкома! Вами интересуется германское верховное командование. Могу сообщить, что вы и ваши сподвижники будут повешены».
Жарков поморщился: «И все-то он знает!» Ему захотелось сказать, что часть партийного и советского актива уже обосновалась на новом КП, в относительной безопасности, что вскоре сюда и горкомовцы переберутся из злополучного Комсомольского садика, но секретарь ЦК неумолимо и вперекор всяческим помехам на линии четко продолжал:
— Вы что же, хотите стать лакомой добычей для фашистов? Хотите новую пищу дать для словесных испражнений доктора Геббельса по поводу «сдачи в плен» секретаря Сталинградского обкома партии?.. Да, да, именно под таким соусом он и преподнесет миру очередное блюдо лжи!.. Следовательно, речь сейчас может идти не о том, чтобы вам отыскать новое прибежище под береговыми кручами, где-нибудь там у Соляной пристани, — повысил голос секретарь ЦК, как бы предугадав возражения Жаркова, — а речь должна идти о скорейшем переезде партийного и советского руководства города на левый берег.
Это решение ошеломило Алексея; он возразил:
— Наш переезд, товарищ секретарь ЦК, произведет удручающее впечатление на сталинградцев.
— А вы сделайте все, чтобы сталинградцы не чувствовали вашего отсутствия.
— Но ведь есть вопросы, которые требуют разрешения на месте.
— Правильно! Вы их и будете разрешать на местах с помощью оперативных групп обкома, при содействии уполномоченных городского комитета обороны.
Наступило молчание. Алексей Жарков тяжело дышал, морщился, растирал лоб ладонью.
— Ваше состояние мне понятно, — вдруг произнес секретарь ЦК, словно сквозь треск и шипение в трубке расслышал тяжелые вздохи Жаркова. — Вам тягостно покидать Сталинград в трудный час битвы. Но так для дела будет лучше. Плацдарм вашей деятельности неизмеримо расширится. А то вы, пожалуй, — пошутил секретарь ЦК, — забыли, что на вас область висит. Иначе, почему же тогда замедлилось строительство железной дороги Владимировка — Сталинград? Или взять, к примеру, возведение оборонных рубежей в Красноармейском районе. И тут темпы снизились. Но главная беда: продукты на исходе. На вас ложится прямая обязанность организовать их подвоз к фронту. Словом, работы вам прибавится. Кроме того, есть предложение назначить вас членом Военного совета фронта, чтобы вы вплотную занялись наведением порядка в тыловом хозяйстве армий.