— Добре, добре, хлопчик! — говорил Драган, командир первой роты. — Хоть ты и не нашего полка, но дерешься по-гвардейски. Иди-ка передохни в подвал, да заодно раны обмой. Ну, а я тут за тебя подозорю.
— Раны мои пустяковые: от кирпичных осколков, — отвечал Прохор. — И отлучаться мне нипочем нельзя. Того и жди, немец подтянет танки и пойдет на решительный приступ. Значит, тогда пускай в дело бронебойку, а она, родимая, никому другому в руки не дается, только одного меня слушается.
Бронебойщик не обманулся в своем тревожном ожидании. Из-за углового дома, оттуда, где, по словам разведчиков, ютился гвоздильный склад, кучно выползли на привокзальную площадь крестом меченные танки и здесь, на просторе, стали разворачиваться, шаркая гусеницами, высекая искры из булыжника. И когда они развернулись и пошли враскидку, цепью, Прохор насчитал четырнадцать машин, за которыми бежали автоматчики в серых касках.
Такого еще не случалось за все пять суток боев! Уже с тыла хотели враги вломиться в вокзал. Танки в упор расстреливали уцелевшие стены. Снаряды проносились над головой со свистящим шелестом — и все ниже, ниже. Прохор поневоле залег по-охотничьи, притаился за бетонным обломком, точно за кустом, а сам между тем выжидающе приглядывался к танкам. Он вдруг заметил, что самая крайняя в цепи машина начала забирать левее, в сторону северного флигеля вокзала. «Ага, на ловца и зверь бежит!» — усмехнулся он и сейчас же установил бронебойку между бетонных зазубрин. Но, хладнокровный, он не спешил. Он ждал, когда танк настолько приблизится, что станет различимой смотровая щель. И как только мушка ружья нащупала ее — указательный палец спустил мощный курок… Танк загорелся; в его стальной утробе стали звонко, трескуче рваться снаряды…
«Эх, подбить бы еще две машины, а потом и помереть не грех!» — загадал Прохор, уповая, как и всякий русский, немного суеверный человек, на то, что бог троицу любит. Да вот незадача! Среди развалин южного вокзального флигеля окопались бронебойщики пятой роты 2-го батальона. Они-то, наторелые воины, и подожгли восемь танков, а остальные повернули обратно.
В полдень к Прохору подполз старший лейтенант Драган, сказал:
— Пойдешь с нами сегодня в атаку. Есть приказ нового комбата Федосеева: вышибить немцев из гвоздильного склада, чтоб они, злыдни треклятые, не лезли к нам с тыла, чтоб сами удар в спину получили.
И когда отчаянные пластуны-разведчики, подкравшись к гвоздильному складу, запалили почти под носом у немцев дымовые шашки, — первая рота Драгана ворвалась в ворота. Однако сил ратных хватило на захват лишь одного складского помещения, а в соседнем, за толстой кирпичной стеной, засели враги, так что жди теперь от них любой отчаянной вылазки.
Все же, хоть и не сполна, первая рота выполнила боевую задачу: она и с тыла прикрыла защитников вокзала, да и к себе притянула множество вражьих сил. Отныне еще сильнее разгорелся бой. Разозленные фашисты теперь с трех сторон шли на гвардейцев, а с четвертой, там, где глухая кирпичная стена, повели подкоп. И как услыхал Прохор, приложившись ухом к камню, долбящую стукотню ломов, так подумалось ему в смятении: надо, надо, покуда не грянула беда-проруха, идти на прорыв! Но Драган велел держаться до последнего патрона, до последнего дыхания, ибо прорыв, как там ни рассуждай, означал спасение самих себя и невыполнение долга перед товарищами — защитниками вокзала.
Нет, нужно было стоять насмерть! И пусть легчали патронные подсумки, пусть из простреленных водопроводных труб лишь по капле сочилась в солдатские котелки ржавая вода и мучила лютая жажда — дух гвардейцев побеждал телесные страдания. Даже когда рухнула подорванная стена и полетели с тыла вражьи гранаты — не отшатнулись герои…
Почти двое суток сражались гвардейцы в складском помещении. Много среди них было раненых, еще больше убитых. А на третьи сутки, на рассвете, подтянули фашисты резервы и пошли лавиной на горстку бесстрашных защитников. Держаться стало невмоготу. И тогда старший лейтенант Драган кликнул везучего, провористого Прохора и послал его за помощью к комбату Федосееву. Пополз Прохор через площадь под свинцовым ливнем и вскоре достиг разбитого фонтана, того самого срединного местечка, где хороводили гипсовые фигурки пионеров; а уж отсюда, как только замахнуло чадом-копотью, кинулся он к вокзалу, крикнул зазывно, под взвизги пуль: «Выручай, братва, драганцев!» И Федосеев, раненый комбат, направил подспорье-подкрепление — Третью стрелковую роту во главе с младшим лейтенантом Колегановым. Но хоть и пробилась рота к складу сквозь сплошной заслон из свинца, да осталось в живых всего двадцать бойцов, не считая Прохора, провожатого.