Наконец выбрались к орудиям под навесами из озерного камыша, который пучился и гнусаво дребезжал на ветру.
Капитан, видимо опасавшийся, что по его недавней душевной развинченности станут весьма невыгодно судить вообще о боевом духе артиллеристов, начал что-то объяснять бравым, самоуверенным голосом и взмахивать руками влево и вправо, как бы в подтверждение своих слов. Но Жарков не слушал: для него важнее было самому все увидеть и уразуметь. Он больше вслушивался в прерывистый гул подъезжавших со стороны Волги полуторных груженых машин; он любовался бойцами, молча и торопливо передающими друг другу, по цепочке мины и снаряды; он нередко замедлял шаги, чтобы оценивающим взглядом окинуть вблизи минометов и орудий сложенные горкой и штабелями хвостатые мины и округлые туши снарядов, — ибо не от обилия произнесенных самоуверенных слов капитана-артиллериста, а именно от изобилия вот этих взрывчатых запасов зависел сегодняшний успех.
В небольшом блиндаже, куда ввели Жаркова, непрерывно зуммерил полевой телефон, и моложавый, полнотелый, с круглым лоснящимся лицом подполковник, стриженный бобриком, то и дело, не глядя, ловким, подсекающим движением левой руки срывал трубку, в то время как правая рука с длинным карандашом, похожим на дирижерскую палочку, буквально порхала над столом, а иногда и постукивала по нему точно бы в назидание склонившимся офицерам. И все же, несмотря на предельную занятость, темпераментный подполковник, судя по блестящим выпуклым глазам и лоснящемуся румянцу на крепких, чисто выбритых щеках, был доволен своим сердитым оживлением и счастлив сознанием своей незаменимости в предстоящем деле.
Жаркову он представился со старательной четкостью кадрового службиста и тут же стал докладывать о готовности к наступлению:
— Все наши артдивизионы должны будут сначала подготовить атаку, а уж потом оказывать непрерывную поддержку наступающим войскам — пехоте и танкам, сочетая свой огонь с их движением. Таким образом, все наше артнаступление будет делиться на три периода. Первый: артподготовка, рассчитанная на подавление всех огневых средств противника и воздействующая на него морально. Второй период: поддержка атаки, помощь наступающим частям в овладении первыми траншеями противника и в их продвижении на пять-шесть километров в глубину неприятельской обороны. Для этого мы ставим плотную завесу огня перед фронтом наступающих войск, а затем, по мере продвижения пехоты, последовательно переносим огонь в глубину, как бы ведя пехоту за собой. И наконец, третий период, самый, пожалуй, ответственный: артиллерийское обеспечение боя в глубине обороны противника. Здесь уж каждый полк и дивизион, каждая батарея вынуждены будут действовать в отрыве от соседей, зачастую без связи со старшими штабами и тылами. Однако мы стремились и тут отработать взаимодействие штабов и командиров всех категорий. За успех дела ручаемся!
Не совсем довольный уклоном разговора в область теоретических выкладок, Жарков резко спросил:
— Как налажено артснабжение?
— Все три боевых комплекта снарядов в основном подвезены. На подвозе занято триста двадцать машин.
— Каким образом рассчитываете добиться одновременного открытия огня всей имеющейся артиллерии?
— Видите ли… — Подполковник кашлянул в кулак и тут же переглянулся с майором, державшим телефонную трубку несколько в стороне от уха. — Видите ли, товарищ член Военного совета, мы ввели некоторые неуставные команды, которые, на наш взгляд, неплохо уже прижились… Впрочем, и командарм Труфанов, и командующий фронтом знают о наших новшествах.
— В таком случае, товарищ подполковник, ознакомьте и меня.
— Примерно за пять минут до начала артподготовки будет подана команда: «Оперативно!» Она обязывает прекратить переговоры по всем линиям связи. Затем мы передадим: «Зарядить!» А за одну-две минуты до открытия огня по всем линиям связи поступит приказ: «Натянуть шнуры!» И наконец за двадцать секунд до начала артподготовки раздастся: «Огонь!» Причем эта команда будет продублирована сигнальными ракетами.
Жарков слушал и все более убеждался: армейская артиллерия не подведет.
В сопровождении офицера-порученца из артиллерийского штаба Жарков добрался до армейского наблюдательного пункта.
Было ровно семь часов утра. Через час — начало артподготовки, а между тем природа снова выказала свое непостоянство: снегопад унялся, зато в воздухе повис густой туман, едва подсвеченный рассветом, казавшийся от этого тускло-оловянным, особенно тяжелым, непробиваемым. Таким образом, прогноз доморощенного метеоролога Овсянкина — будь он неладен со своим дьявольским нюхом! — полностью оправдался.