— Ты что ж это, гад: революцию предаешь?.. Там, под Сарептой и Гумраком, братья наши кровью захлебываются, а ты, сучья морда, с ремонтом тянешь, белоказакам подыгрываешь!
Савелий оторвал руку Пекшина от кобуры.
— Не сей смуту, товарищ красный командир, — сказал он, сдерживаясь, сквозь зубы. — Лучше ответь: где твое воинство? В бабьих постелях отсыпается?.. А ну, живо скликай всех! Каждому подыщу работу! Быстрей отремонтируем бронепоезд!
И Пекшин, который всюду искал виновников, был поражен этим обвинением в собственной беспечности, попятился, забормотал что-то в оправдание да и выскочил наконец из цеха — видать, побежал скликать свою команду…
Но были другие наскоки — неотразимые. Случалось, броню пробивал снаряд малого калибра, и жалоб было не обобраться. Савелий Никитич кряхтел, соглашался: «Да, плоха, плоха сталь! Углерода много!» И наконец, не выдержав попреков, отправился на мартены правый суд чинить. А сивоусый сталевар дядька Клим одно твердит в оправдание:
— Мастеров нема — разбежались. Без них режимности плавки не добиться.
Савелий поинтересовался: не видел ли кто Дреймана?
— Как же, я его видел, — отвечал Грудкин, подручный. — В очереди давеча стоял за хлебом…
— Так что же вы, раззявы, смотрите! — взорвался Савелий. — Немедля, хоть под конвоем, но доставьте немца сюда, на рабочую площадку. Пусть он, холуй буржуазный, поработает на социалистическую революцию и все грехи замолит перед пролетариатом. А откажется — судить его как пособника врага!
На другой день Грудкин встретился с обер-мастером и посоветовал ему прихватить с собой подушку и одеяло, а то, мол, домой его все равно не пустят, пока он не наладит выпуск хорошей броневой стали. И Дрейман покорился своей плачевной судьбе — прописался на мартенах, с домашним скарбом, дневал и ночевал там, но металл все-таки сварил отменной крепости.
Между тем, с усилением летней жары, накалялась и битва за Царицын. Конные сотни и пешие полки Всевеликого Войска Донского во главе с генералом Красновым стремились, согласно приказу командующего, захватить пушечный и снарядный заводы и громадные запасы всякого воинского имущества, не говоря уже о деньгах, а кроме того, хотели соединиться с чехословаками и Дутовым и создать единый грозный фронт.
В конце июля Донская армия белых, мощно раскрылившись двумя охватывающими флангами войск генерала Фицхелаурова и полковника Мамонтова, повела наступление, стремясь зажать Царицын в тиски и, как орех, раздавить Десятую ворошиловскую армию. Неожиданный прорыв белых на Камышинском направлении заставил красных отступить к городу, к последней линии обороны. Фронт сужался и уплотнялся. Блеск белоказачьих клинков уже был виден с черепичных крыш притихшей немецкой Сарепты. И тогда вступили в бой краснозвездные бронепоезда и бронелетучки. Шквальный огонь их орудий и пулеметов отбрасывал от города накатистые казачьи лавы.
Однажды бронированный паровоз, весь простреленный и ободранный, кое-как дотащил до завода одну-единственную бронеплатформу с убитым командиром бронепоезда Пекшиным и ранеными артиллеристами. Савелий Жарков тотчас же распорядился залатать паровоз и бронеплатформу, сам же и клепал стальные листы. А когда, спустя двое суток, разбитый бронепоезд преобразился в бронелетучку, Савелий принял командование над ней.
Ранним утром бронелетучка уже находилась под Сарептой. Бой был в разгаре. Казачьи сотни с посвистом и улюлюканьем налетали на брустверы и окопы, ощетиненные штыками. Савелий сначала в бинокль, а потом и простым глазом стал различать флажки на пиках, посверки сабель. Кое-кто уже покидал окопы, бежал, схватившись за голову, с предсмертным воплем вдоль железнодорожной насыпи. Следом гнались казаки и, привстав в стременах, рассекали бегущих сверху донизу развальным сабельным ударом…
В это время и ворвалась бронелетучка в гущу схватки. Налево и направо, почти в упор, били по казачьим лавам орудия и пулеметы, за которыми стояли недавние котельщики. Сам Савелий метров с тридцати расстреливал казаков из маузера, взятого у погибшего Пекшина; особенно же он старался попасть в матерых бородачей службистов с серьгами в ушах — зачинщиков каждой новой атаки, свирепых и бесстрашных.
Решающее наступление белоказаков на Сарепту было отбито. Истерзанная снарядами бронелетучка с трудом притащилась в мостовой цех. Здесь Жаркова ожидала неприятность. Прибывший председатель Совнархоза Бабак напустился на него с гневными словами:
— Кто тебе позволил бросать рабочее место?.. За нарушение дисциплины отстраняю от руководства цехом!