Рассказ был выслушан со вниманием. Но едва смолк красноречивый Левандовский, как привскочила Анка и заговорила с какой-то сердобольной веселостью:
— Милые мои старые комсомолочки и комсомольцы! Вы, кажется, весь праздник хотите превратить в вечер воспоминаний, трогательных и чувствительных. Но не значит ли это, что уж коли мы предаемся воздыханьям о прошлом, то дело наше совсем-совсем плохо? Не стареем ли мы?
Затем, обведя всех пытливым взглядом, она воскликнула тонким озорным голоском первейшей комсомолки-заводилы:
— А ну, сдвинем стулья, столы — и танцевать, танцевать!
Все было немедленно исполнено. Трегубов завел патефон, а жена его, дородная Елена Аристарховна, ставя пластинку, шепнула ядовито:
— Специально для тебя фокстротик. Иди-ка пригласи Анку, попрыгай, порезвись козликом!
— А что? — просиял Трегубов, прикидываясь простодушным. — Я с твоего разрешения сейчас же, мигом…
— Цыц! — прикрикнула Елена Аристарховна. — Гляди лучше, чтоб посуду не побили от той распроклятой трясучки!
Когда люди танцевали, Алексею всегда делалось неловко за свое неуменье. Он достал из кармана брюк пачку «Казбека» и с виноватой улыбкой прошел среди танцующих на балкон.
Солнце уже село. Все облака давно сгорели в багровом закатном пламени, которое и само стало меркнуть… И опять тревожно и тоскливо стало Алексею. Казалось, и в нем что-то начало меркнуть… Он вдруг решил: то, что сразу не возьмешь от жизни, потом уже не вымолишь у нее! Ибо все-таки, несмотря на веру в неиссякаемость молодости, годы-то уходят, и лучшие дни твоей юности невозвратимы — они уже давно стали достоянием памяти.
Ветер еще не затих по-вечернему — трепал позади шторы. Все же Алексей уловил рядом мягкое, как бы застенчивое дыхание. Он резко обернулся и увидел Анку. Их взгляды встретились. Каждый теперь, после долгой разлуки, всматривался друг в друга с той напряженной пристальностью, когда хочется сразу, одним взглядом, установить взаимные перемены.
— Ну, как ты поживаешь, Алеша? — спросила Анка с тихим вздохом и отвела глаза.
— Моя жизнь известная, — отвечал Алексей, тоже отводя глаза. — Верчусь как белка в колесе. О себе некогда подумать. Лучше ты о себе расскажи. Как семья, муж? Почему не пришел?.. Я хотел бы с ним познакомиться.
— Муж у меня диковатый. Уехал рыбачить на остров Зеленый.
— И ты его не попрекнула отшельничеством в такой день?
— Э-э, да пусть живет как знает! — вырвалось у Анки.
— И это говорит товарищ Великанова, которая всегда проявляла чуткость к людям? Которая всегда стремилась подчинять каждого своему влиянию?.. Нет, я решительно не узнаю тебя.
— Ах, оставь этот иронический тон, Алеша! Мне сейчас не до препирательств.
— Да что такое случилось с Анной Иннокентьевной? — встревоженно, но с прежней интонацией легкого подтрунивания спросил Жарков.
Анка не отвечала. Закатное небо подрумянило ее бледное узкое лицо. Но каким же неестественным, неживым был румянец!
— Ты знаешь, о чем я подумала? — заговорила Анка. — Все-таки были мы в те годы до глупости самолюбивы, ершисты.
— Быть может, это теперь так кажется, когда мы повзрослели? — возразил Алексей. — Ведь тогда мы казались себе непогрешимыми, а если и ошибались, то с радостью всепрощающей молодости признавали ошибки и выправляли их с энтузиазмом.
— Были и неисправимые ошибки, — задумчиво произнесла Анка.
— О чем ты это? — постарался прикинуться непонимающим Алексей, хотя он уже угадал ход мыслей Анки и невольно соединил их со своими наболевшими, навязчивыми.
— Я часто за последнее время вспоминала наши отношения в прошлом… Да, наши с тобой отношения, Алеша! — повторила Анка. — Ведь все могло сложиться иначе, по-другому, когда, быть может, не было бы уже никаких сожалений.
— Не узнав горя, не узнаешь и радости.
— Постой, не перебивай!.. Вспомни то время. Мы строили небывалый в стране завод, но мы строили… должны, по крайней мере, были строить и новые отношения между мужчиной и женщиной. Об этом я тогда много думала. И я спрашивала себя: почему же в строящемся социалистическом обществе эти отношения должны оставаться прежними, патриархальными? Ведь я видела, что они почти не изменились: все то же постыдное разделение на «сильный» и «слабый пол».
— И вот товарищ Великанова решила взбунтоваться?