Окоп вывел Жаркова и его спутников к противотанковому рву.
С реки хлестало колкой свежестью, но здесь, за взметенной тяжеловесной гривой краснозема, была погребная за́тишь. Впрочем, если приглядеться (а Жарков шел с хозяйской взыскующей приглядкой), то осенние дожди, кажется, весьма успешно попортили ров: местами он студенисто ополз, заилился на днище, так что уже и не пройдешь прямиком.
— Плохо дело, — буркнул Жарков. — А весной, поди-ка, и вовсе зальет ров, обвалит!
— Да, качество работ невысокое, — прогудел за спиной угрюмый Бородин. — Весной, пожалуй, и с огневых точек снесет верхний слой земли, да и блиндажи раскорячит.
Жарков зло усмехнулся:
— Оно, конечно, самокритика — вещь полезная, но надобно и меры принимать самые срочные, товарищ горе-строитель.
— Меры мы принимаем, Алексей Савельевич. Только, знаете, выше себя не прыгнешь. Ведь, ежели по совести говорить, мы тут самодеятельностью занимаемся. Кто строит-то? Старики, женщины да подростки. Опыта у них ни на грош. А где специалистов раздобудешь, пока не подошли инженерные части? Разве что в каком-нибудь госпитале наткнешься на выздоравливающего военного фортификатора. Ну и умасливаешь его, водочкой задабриваешь, чтоб сей специалист в степь с тобой отправился и, так сказать, проинспектировал доморощенное оборонительное строительство.
— И что же, повезло тебе, Иван Павлович?
— Повезло! Один фортификатор, по званию капитан, хоть и на тросточку еще опирался, все-таки вызвался — из профессионального любопытства, что ли? — осмотреть наши дзоты и блиндажи. Но приехали мы под Калач, он сразу лицом посерел, губу прикусил, точно раны у него, сердешного, открылись. «Эх! — скрипит зубами и морщится. — Да у вас тут половина дзотов непригодна из-за отсутствия пространства обстрела или же крайней его ограниченности. А кроме того, — отчитывает нас, грешных, — многие амбразуры сделаны то слишком высоко, то очень низко. Опять же, — растолковывает нам, неучам, — у большинства сооружений нет достаточной глубины, да и вытянуты они в одну линию, а это, мол, неразумно, так как мотопехота противника без особого труда преодолеет их». Словом, распотрошил нас, самодеятельных фортификаторов, в пух и прах, а по мне, уж лучше бы своей тросточкой отколотил.
Жарков поскреб смолисто-черный, пробитый свежей сединой, висок, крякнул:
— Вот не думал, что так скверно дела обстоят… Однако что же ты предлагаешь, Иван Павлович?
— Надо срочно связаться с командованием Пятой саперной армии. Без военных специалистов завалим дело.
— Хорошо, я свяжусь с бригадным инженером Комаровским. Но, как говорится, на бога надейся, а сам не плошай. Скоро сильные морозы ударят, землю скрутят. Ее одними кострами не отогреешь — придется и толом взрывать. А как у нас со взрывчаткой? Опять, что ли, прикажете, к военным обращаться?.. Нет, вы уж сами кумекайте, чтобы организовать производство хотя бы динамона «О». Думается, кирпичный завод тут сослужил бы добрую службу.
— Неплохая идея, Алексей Савельевич! Коли лесозавод сумел наладить выпуск противотанковых мин, так почему бы и кирпичному заводу не поднатужиться?
Они поднялись на гребень земляных отвалов — и степь предстала во всей суровой красе. Теперь, когда ее секли морщины траншей и окопов, она казалась особенно древней, эта русская многострадальная степь, видавшая остроконечные шапки желтозубых воинов Батыя и надменные белогвардейские фуражки, стонавшая под копытами лихой конницы и колесным перестуком бронепоездов, но готовая и сейчас, в лихолетье, принять на раздольную богатырскую грудь тяжесть новых военных испытаний.
Изредка из туч вырывались солнечные лучи, и тогда с ветреного взгорбка Жарков различал даже вдалеке и выскочившие там и сям волдыри землянок, и пузыристо вздутые палатки, и сложенные из будыльев подсолнечника шалашики, и чадные по-походному костры, и расхлестанные по всему видимому неприютному простору, до глянца наезженные новые дороги. И видя все это, проникаясь суровостью взбудораженной степи, Жарков уже не сомневался в близости неотвратимого и, кажется, самой Историей предопределенного часа грозного побоища, ибо давно уже замечено, что великие исторические события, сцепляясь по непреложным вековым законам, имеют жестокое свойство повторяться.
— А где ж, однако, наша симпатичная попутчица? — вдруг спохватился Бородин. — Я думал, она следом идет…