Не отзываясь, Тимков уходил все дальше…
Ольга сжала кулаки, оглянулась, но взгляд ее выражал беспомощность. Мимо уже толпами бежали, брели, ковыляли горожане, и не было, казалось, такой силы, которая могла бы остановить беженцев. Старики и женщины (а их было большинство) несли на руках и уводили с собой к Волге, на переправу, ребятишек — как своих, так и приблудных.
«Но все же как быть с ранеными?.. Пожалуй, надо сходить на перекресток и там перехватить какую-нибудь попутку, а если удастся, то и машину „скорой помощи“!..» Ольга решительно тряхнула своими короткими мальчишескими волосами и, все еще не разжимая кулаков, суровая и непреклонная, пошла вдоль мостовой, наперекор людскому потоку, обходя воронки и кирпичные завалы, отмахиваясь от сыплющихся сверху и жалящих мохнатых искр, изредка останавливаясь — и то лишь за тем, чтобы переждать паденье какой-нибудь прогорелой водосточной трубы или балконной решетки.
Ей, однако, не удалось достигнуть перекрестка — точно так же, как многим в этот бедственный день не удалось выбраться к желанной Волге. Опять возник и стал могуче нарастать слитно-тяжелый, басовитый гул, но теперь, кажется, еще более зловещий, чем прежде. Было очевидным: налетела новая воздушная армада, чтобы врасплох застать людей, вылезших из укрытий. И люди заметались среди горящих домов. Одни из них кинулись обратно в дымные парадные и подъезды; другие скатывались в воронки; третьи метались в поисках потерявшихся близких; четвертые, окаменев на месте, выставляли над головой собственные узлы; пятые прятали ребятишек под полы распахнутых пиджаков, укрывали их подолами юбок и платьев, закутывали в разные тряпицы…
Резкий металлический свист разом вспорол дымную толщу и заглушил гул и треск пламени. Заметив вблизи воронку, Ольга кинулась в нее сломя голову в надежде, что бомба дважды не попадет в одно место. В тот же миг, почти рядом, разорвалась фугаска, а за ней посыпались другие. Земля заходила волнами, и в конце концов Ольга очутилась на дне воронки, оглушенная и полузасыпанная, с раскаленной пылью в ушах и в носу.
Новый налет продолжался полчаса, не больше, а казался бесконечным. Даже когда наступила тишина, Ольга не сразу ощутила ее: так гудело, звенело в закупоренных ушах. Однако землю уже не встряхивало, комья не сыпались на спину — значит, опасность все-таки миновала! Тогда, упершись в днище воронки руками, Ольга быстро поднялась. В ту же секунду она услышала над головой захлебывающийся плач, от которого сердце сжалось и который сразу заставил забыть о себе.
Ольга выкарабкалась из воронки и тут же, среди вспученного асфальта, увидела плачущего ребенка. Пощаженный смертью, он ползал вокруг убитой матери. И Ольга, охваченная жалостью, подхватила ребенка и крепко-крепко прижала его к своей груди. Ребенок сразу же притих, а она поскорей пошла прочь, стремясь унести его подальше от гибельного места. Она шла и старалась вжимать мальчишескую головку (это был именно мальчик) в ложбинку между грудей, чтобы он не видел лежащих людей и не вспомнил бы свою мать, не расплакался снова. Ей хотелось одного: как можно скорее выбраться к Волге и там, на переправе, сдать мальчонку в чьи-нибудь надежные руки.
Свернув на боковую улицу, Ольга уже напрямую бросилась к Сталинской набережной. Повсюду огромными свечами пылали дома. Перегретый воздух пощипывал и лицо, и горло, стоило только поглубже вздохнуть. А речной свежестью так и не веяло, да и не могло веять?
Когда Ольга вышла у Театра музыкальной комедии к реке, она замерла, потрясенная. Волга, сама Волга пылала! Сплошная грива огня, чадного и шипучего, выплескивала, подобно брызжущим волнам. С высоты набережной хорошо было видно, как огненные клинья веером разбрасывались по всему великому волжскому раздолью, как их же свивало штопором, закручивало к берегу, как один из клиньев уже зацепился за пароходик, прижатый к пристани, и стал карабкаться по его борту на палубу. И люди в ужасе пятились от пылающей Волги, лезли вверх по береговой крутизне…
— Да что ж это такое, граждане? — вопрошала Ольга у беженцев. — Откуда огонь на реке?.. Да постойте же, постойте!..
Кто-то на ходу крикнул визгливо, раздраженно:
— Нефтебаки взорвались, нефть схлынула с берега!.. Спасайся, девка!..
Панический страх невольно передался мальчугану, и он заплакал, задергался. Ольга сейчас же принялась укачивать его, полегоньку даже пришлепнула, но что делать дальше — бежать вместе со всеми или подождать, когда нефть сама собой выгорит, — она решительно не знала и лишь беспомощно и тоскливо озиралась.