Вера Полозкова
Работа горя
© Вера Полозкова, 2020
© Издательство «Лайвбук», оформление, 2020
© Юлия Маноцкова, макет и оформление, 2020
«– что ты мне привезла…»
– что ты мне привезла?мама, что ты мне привезла?– это холодок родника в июле,следа велосипедного кривизна,маленькие радуги-лигатуры,песни, слышные допоздна.
– мама, почему слова твои соль и пепел?голос можжевельник и куркума?почему ты других исцеляешь лучше,чем умеешь вылечиться сама?– я помогаю людям с работой горя.я чиню проигрыватели ума.
– если бы я был учёный-изобретатель,мы какой бы построили аппарат?– тот, что очищал бы дома от смерти.был бы измельчитель утрат.
– что бывает, мама, со старым горем,аккуратно смолотым на свету?– оно просто раскладывается на книгуи темноту.
«мне снится, что мы любовники: мускулы под кожей…»
мне снится, что мы любовники: мускулы под кожейходят как у борющихся пантер.ты опасный трескучий ток, ты поток безбожныйколкого электричества в несколько сот ампер;вечером нам вместе играть: густой черноте над ложей,черноте, которой укрыт партер.
не дай мне узнать, как замрёт и дрогнет под поцелуембровь, висок, и мочка, и шея возле волос;из-за шутки и шалости, неминуем,хлынет жадный огонь, будто солнце разорвалось.как я стану предателем и умру им;обладают весело, лгут всерьёз.
утро, репетиция, ты дурачишься; нет решенья.прядь горит нестерпимым золотом на свету.кто-то лепил тебя так любовно и совершенно —большего я вовеки не обрету.ты смеешься при взятом в зубы карандаше, ия праздную пораженье и наготу.
«решишься – знай: душа одноэтажна…»
решишься – знай: душа одноэтажна,и окна до полу, и мебели почтичто нет. терять естественно и важно,иначе будет некуда найти.
увидишь: все начнут из ужаса глухогото призывать, то клясть свой будущий уход.и ты умрёшь. и ничего плохогоповерь, при этом не произойдёт.
природа вообще не копит за квартиройни сплетен, ни людей, ни пауз, ни причин:носи себя пустым, ходи и резонируй.записывай, где хорошо звучим.
«прятаться от перемен во флоренции…»
прятаться от перемен во флоренции, как в бочонке с гранитным дном;будущего здесь два века не видели ни в одномзакоулке; певцам, пиратам и партизанамполную тарелку истории с базиликом и пармезаномподают в траттории с выдержанным вином
кукольные площади, детские музеи, парад теснот,черепичные клавиши: солнце ходит, касаясь нот;иисус христос, рисуемый мелом мокрымна асфальте; и я могу быть здесь только огром,вышедшим из леса с дубиной и сбитым в секунду с ног
ливня плотное волокно едет, словно струны, через окно,чертит карту, где, крошечные, попарностянуты мостами через зеленые воды арноулицы выходят из мглы, как каменное кино
только у меня внутри брошенные станции, пустыриснегу намело по самые фонариполная луна в небе, воспаленном, как от ожогасмотрит на меня бесстрастно, как на чужогопотерявшегося ребёнка в глазок двери
зиму в генераторе видов не выключают четвёртый год,мандарины дольками по одной отправляя в рот,мы сидим с моим лучшим другом, великим князем,и глядим, как грядущее, не узнав нас, ложится наземь,затихает и заворачивается в лёд.
«то, что заставляет покрыться патиной бронзу, медь…»
то, что заставляет покрыться патиной бронзу, медь,серебро, амальгаму зеркала потемнеть,от чего у фасадов белых черны подглазья, —обнимает тебя в венеции, как свою.смерть страшна и безлика только в моём краю.здесь она догаресса разнообразья.
всюду ей почёт, всюду она, праздничная, течётвосхищённых зевак она тысячами влечёт,утверждая блеск, что был у неё украден.объедая сваи, кирпич и камень, и всякий гвоздь,она держит в руке венецию будто гроздьзолотых виноградин
~ 1 ~