— Зато нас всех вытуривает из класса, — напомнила Агата.
— Это она из-за мальчишек, — отозвалась я. — Чтобы чего-нибудь в компьютерах не сломали. А мы с тобой можем спокойно напроситься в дежурные. Поменяемся завтра с теми, чья очередь дежурить. Они только рады будут.
— А кто у нас завтра дежурит? — задумалась Агата. — А! Вспомнила! Мити́чкина с Галькой Поповой.
У меня разом испортилось настроение. Интересно, наступит когда-нибудь такой прекрасный момент, когда моя жизнь начнет проходить без участия Мити́чкиной? Понимаете, я живу, делаю, что хочу, а Мити́чкиной вроде как бы и нет. То есть я совсем ее не вижу и ничего о ней не слышу. Или у меня судьба такая, чтобы обязательно где-нибудь рядом была Мити́чкина?
— Зойка, ты почему молчишь? — вернула меня к действительности Агата.
— Да нет, — мрачно проговорила я. — Выходит, нам завтра придется просить Мити́чкину? Но ты ведь ее знаешь. Из чистой вредности не согласится уступить дежурство.
— Не такая уж она и вредная, — равнодушно ответила Агата. И как она только умудряется с таким спокойствием воспринимать эту Таньку! — Хотя, — добавила моя подруга, — если тебе так уж противно ее о чем-то просить, отложим до послезавтра.
— Послезавтра у нас только сдвоенный труд, — ответила я. — И трудовичка вообще журнал из учительской не берет. У нее какая-то собственная тетрадка. Нет уж, Агата, давай завтра. Только уж ты сама попроси Мити́чкину.
— Ой! — громко выдохнула она. — Ладно уж. Попрошу.
Я жутко обрадовалась. Если мы останемся в пустом компьютерном кабинете вместе с журналом, то у нас будет возможность как следует его изучить. И, главное, без всяких свидетелей. И тогда вечером я, наверное, позвоню ему.
— Зойка, — отвлекла меня от мечтаний Агата. — Я, конечно, помогу тебе. Но ты все-таки еще раз до завтра подумай: тебе действительно это надо?
— Надо! Надо! Надо! — проорала я. — И вообще, пока. Пошла домашку делать.
Кинув трубку, я закружилась по комнате. Завтра у меня будет его телефон! Правда, меня почти тут же словно ушатом холодной воды окатили. Я снова вспомнила о Мити́чкиной. Вдруг у нее уже есть телефон Артура, и, пока я сейчас тут сижу и мечтаю, они преспокойно сейчас треплются? Мне сделалось так обидно. Подлая тварь эта Танька! Вечно норовит влезть, куда ее не просят. И он тоже хорош! Нашел, на кого обращать внимание. В Мити́чкиной ровно ничего нет. Ни внешне, ни внутренне. Именно про таких, как она, говорится: второй раз на улице встретишь — не узнаешь. Тут меня вновь прямо затрясло. Чертов Сидоров! Если бы он тогда ножку мне не подставил, в библиотеку с Артуром отправилась бы я. А может, Мити́чкина даже специально его попросила? Хотя нет. Сидоров ни за что не согласился бы. Естественно, не из любви ко мне. Просто он всегда поступает так, как сам хочет. Значит, просто совпало. Неужели это какой-то знак? Или наоборот? Все-таки знак. Но не к тому, что ничего у нас с Артуром не выйдет, а что я должна изо всех сил бороться за личное счастье. Ну и поборемся!
Входная дверь громко хлопнула. Я от неожиданности подскочила на диване, где лежала после разговора с Агатой, думала и мечтала.
— Зойка, ты дома? — вбежала в комнату мать.
— Как видишь, — я с трудом возвращалась к действительности.
— А почему без света валяешься? — поинтересовалась мама.
— Я? Без света?
Мне только сейчас стало ясно, что комната утопает в сумерках. Сколько же я, интересно, так пролежала? Когда мы кончили говорить с Агатой, было еще светло и солнечно.
— У тебя что, голова болит? — заботливо склонилась надо мной мать.
— Совсем не болит, — торопливо ответила я. — Просто, видимо, я задремала.
Вообще-то я днем никогда не сплю, и мать отнеслась к моему объяснению настороженно.
— Ну-ка, дай лоб пощупаю. — Я ощутила ее прохладную ладонь. — А то по Москве вирус какой-то весенний гуляет. У нас в магазине два продавца больны.
— Да нет, мама, нет, — одна только мысль, что я завтра могу остаться дома, привела меня в ужас. Тогда с телефоном Артура придется ждать целых два дня. А я такого не выдержу.
— Холодная. Можно даже температуру не мерить, — к счастью, мама совершенно успокоилась по поводу моего здоровья.
— Ну, говорят же тебе! — и я нарочно бодро вскочила с дивана.
Мама уже включила верхний свет и два бра, и в нашей комнате стало очень уютно. Когда я была поменьше, то всегда с таким нетерпением дожидалась возвращения мамы с работы. Потому что вечерами мне в нашей пустой квартире делалось страшно. Я везде зажигала свет, но все равно она наполнялась пугающими шумами и шорохами. А весной и летом я очень боялась грозы. Стоило ударить грому, я скидывала подушки под наш огромный стол, хватала с дивана плед, утягивала за собой лампу на длинном шнуре и так там сидела. Скатерть со всех сторон доходила до самого пола. И мне казалось, что я надежно защищена от молнии, если ей вдруг вздумается угодить в наше окно.