— Ну, все! — растерянно посмотрел на нас с бабушкой отец. — Там каркас в виде стальной решетки. Ломать бесполезно. А код я теперь не знаю.
— Станислав! Делайте же что-нибудь! — в отчаянии ломала руки бабушка.
— А-а! — вторил ей сундук.
— Отец, надо дырки вертеть, — сообразил я. — Тогда они хотя бы не задохнутся. А ты, бабушка, пока звони в Службу спасения.
Бабка понеслась к телефону. Мы с отцом, притащив из кухни два штопора, принялись вертеть дырки. Один раз я даже уколол кого-то из них. Уж не знаю — Мишку или Гришку, но рев изнутри стал громче.
Служба спасения прибыла очень быстро. Они с помощью какого-то хитрого инструмента, наподобие домкрата, отжали замок. Крышка открылась. Ну и сами понимаете: ни о каком зубном враче уже речи не было.
Правда, спасатели нам сказали, что это еще ерунда. Вот недавно у одного бизнесмена сын в сейфе закрылся. А сейф большой, с холодильник. И намертво вделан в стену. Вот тут им пришлось повозиться. Но они и с этим справились.
Потом спасатели уехали, и Мишка с Гришкой остались очень довольны. Они своего добились: к зубному врачу их не повели. А отец просто на стену полез. Сундук ему напрочь испортили. Теперь новый надо заказывать. Но времени-то нет. У него билеты на вечерний поезд.
Кончилось тем, что мы залепили с ним клейкой лентой дырки, а крышку привязали веревками. Так он на вокзал и отбыл. В отвратительнейшем настроении. На прощание он сказал нам:
— Первый раз в таком виде на выставку еду. Прямо как беженец.
Глава V. ОПЯТЬ МИТИЧКИНА!
Агата смеялась, я — тоже, да и сам Клим хохотал. А вот Сидоров, подошедший к нам вскоре после того, как Клим начал рассказывать, выслушал всю историю очень мрачно.
— Ну, ни фига себе прикольчики, — буркнул он. — Круглый, их потом хоть наказали?
— Да они и так напугались до смерти, — откликнулся Клим. — Чего их еще наказывать. Они ведь маленькие.
— Вот именно, что маленькие, — угрюмо изрек Сидоров. — Если сейчас не наказывать, потом вообще поздно будет. Они у вас постоянно что-то творят. А вы терпите.
По-моему, он примерял ситуацию на себя. Вот я и сказала:
— Знаешь, Тимурчик, скоро у тебя будут широкие возможности для практического применения собственных педагогических методов. А лет через двадцать вы с Климом сравните результаты. Тогда и выяснится, кто из вас прав.
Агата хихикнула. А у Сидорова прямо желваки по лицу заходили, а глаза сузились. И он прошипел:
— Ты на что, Адаскина, намекаешь?
— И не думала намекать, — спокойно ответила я. — Просто очень скоро, Сидоров, всякие подгузники-памперсы станут твоей нормой жизни. И маленькие дети в сундуках, наверное, тоже.
Физия у Тимки побелела. Прямо ни кровинки. Я даже испугалась. «Ну, — думаю, — Адаскина, последний твой час настал. Уноси ноги, пока цела».
Мне бы и впрямь убежать. Но рот мой, будто бы против воли, открылся, и я брякнула:
— А представляешь, Сидоров, если у твоей матери не один, а двое родятся? И вообще, у людей иногда даже тройни бывают.
Тимур, взревев, пихнул меня с такой силой, что я отлетела в сторону и врезалась в Артура, который, конечно, именно в это время подходил к классу. Ловко поймав меня, он не дал мне упасть. Затем, повернувшись к Тимуру и Климу, бросил:
— Осторожнее девочками кидайтесь.
И, даже не удостоив меня взглядом, спокойно себе прошел в класс. Я стояла злая, растерянная и красная. Еще мгновение, и Сидорову бы несдобровать, но тут появилась наша англичанка, и мы вошли в лингафонный кабинет.
Уже во время английского Агата напомнила мне о предстоящей операции с классным журналом.
— Зойка, ты не раздумала?
— Нет, — отрезала я.
Недавнее происшествие лишь усилило мое стремление как можно скорей добыть телефон Артура. И еще я стала куда больше прежнего ненавидеть Сидорова. Действительно, хуже его только Мити́чкина. Кстати, вон она сидит и на Артура косится. Тоже мне, красавица. Но, кажется, я опять задумалась и не слышу, что мне говорит Агата.
— Зойка, Зойка, — потыкала она меня в бок. — Давай прямо сейчас напишем записку Мити́чкиной. А то ведь они со следующей перемены дежурить начнут. Тогда уже поздно будет. Какой им смысл меняться?
— Почему Мити́чкиной? — поморщилась я.
— Потому что Попова в другой английской группе. Как ты ей сейчас записку отправишь? Зойка, да что с тобой?
— Ничего, — смутилась я. — Ладно. Пиши Мити́чкиной.
Агата, бросив на меня выразительный взгляд, все же покорно вырвала из блокнота листок, черкнула несколько слов и отправила послание в соседний ряд, где сидела Танька. Та прочитала, с недоумением глянула на нас и прислала ответ с одним-единственным словом: «Зачем?» В этом, по-моему, вся Мити́чкина! Ну какое ей дело — зачем? Раз люди просят — значит, им надо. Впрочем, Агата именно этим словом ей и ответила.