Но мы не обойдём своим вниманием и их начальство, которому посчастливилось оказаться на ступеньку выше в этой иерархической пирамиде. Можно было бы предположить, что более высокая зарплата означает больше средств и больше свободы, но не всё так просто. С каждой работой в комплекте идут определённые издержки. Подобно тому, как посудомойка вынуждена каждый день оплачивать проезд на автобусе на работу и с неё, так корпоративный юрист должен быть готов отправиться на вызов по первому же требованию, от него ожидается, что он будет поддерживать своё членство в модном загородном клубе для деловых встреч в неформальной обстановке, предполагается также, что он владеет небольшим особнячком, где иногда устраивает званые ужины для своих знакомых, которые одновременно являются его клиентами. Вот почему рабочим среднего класса так трудно скопить достаточно денег, чтобы навсегда выйти из этих крысиных бегов, пока они бегут впереди: ведь в существующих экономических условиях “бежать впереди” на самом деле означает “бежать на месте”. В лучшем случае вы заработаете себе на топчак получше, но и бежать придётся быстрее, чтобы не упасть.
Между тем, финансовые издержки от работы — ещё не самое страшное. В одном известном соцопросе респондентов из различных слоёв общества спросили: сколько денег им необходимо, чтобы “жить, как хочется”. Все — от бедняка до патриция — назвали сумму примерно в два раза большую, чем их текущий доход на тот момент. Таким образом, деньги не только стоят слишком дорого, чтобы их получить. Они ещё и действуют как сильный наркотик: чем больше его употребляешь, тем меньше удовлетворения! И чем выше вы карабкаетесь по иерархической лестнице, тем больше придётся сражаться за своё место под солнцем. Богатый исполнительный директор должен отказаться от своих страстей и совести, он должен убедить себя, что заслуживает большего, чем все те неудачники, чей труд обеспечивает ему комфортную жизнь. Он должен уметь побороть любой импульс к критическому анализу, к безвозмездному дарению, к воображению себя в роли другого человека. Если он не справится с этими слабостями, то, рано или поздно, его сместит более беспринципный соперник. И голубые, и белые воротнички вынуждены практически умертвить себя ради того, чтобы удерживаться на работах, которые обеспечивают им жизнь. Речь идёт о том, какой вид смерти предпочтительнее: духовная или физическая.
До сих пор мы говорили о той цене, которую платит каждый из нас, но существует ещё и общая мзда, которой обложены все те, кто работает. Если даже не вспоминать об экологической цене вопроса, остаются ещё такие вещи, как болезни, связанные с определёнными видами занятости, производственные травмы и смерть на рабочем месте. Каждый год мы тысячами убиваем других людей только ради возможности продать гамбургер и членство в фитнес–клубе для тех, кто выжил. В докладе департамента труда США говорится о том, что за 2001 год от несчастных случаев на производстве погибло в два раза больше людей, чем от атак 11 сентября. При этом отчёт не учитывает болезни, полученные в результате работы. И помимо всего прочего, самая высокая цена, которую мы платим, состоит в том, что мы так никогда и не узнаем, каково же это, управлять собственными жизнями, получить ответ или хотя бы задать вопрос: что бы мы делали со всем тем временем, которое у нас есть (если бы мы могли им распоряжаться). Мы никогда не узнаем, сколь многого мы лишаемся в мире, где люди слишком заняты, слишком бедны или слишком унижены, чтобы хотя бы начать задавать вопросы.
Так зачем же работать, если это так дорого? Все знают ответ: потому что иначе не получить всего того, от чего зависит наша жизнь. Иначе невозможно быть полноценным членом общества. Все более ранние общественные формы, которые допускали иные способы организации жизни, уничтожены. Их вытоптали конкистадоры, рабовладельцы и корпорации, которые постарались надругаться над каждым племенем, традицией и экосистемой, до которых смогли добраться. Что бы ни вещала по этому поводу капиталистическая пропаганда, свободные люди вовсе не мечтают о том, чтобы собраться в стадо на заводе и тянуть всю жизнь лямку за гроши, если, конечно, у них есть возможность выбора. И в случае возможности выбора их не заманить ни брендовыми шмотками, ни авторским софтом.
Работая, потребляя и оплачивая счета, каждый из нас вносит свой вклад в воспроизводство условий, которые делают необходимыми все эти действия. Капитализм возможен потому, что мы вкладываем в него всё: всю нашу энергию и гениальность мы приносим в жертву рынку, все наши ресурсы оказываются в супермаркетах и на рынках ценных бумаг, а всё наше внимание поглощено СМИ. Если быть совсем точными, мы бы сказали, что капитализм существует, потому что наша ежедневная деятельность и есть капитализм. Однако продолжали ли бы мы воспроизводить капитализм, если бы у нас был выбор?