Да, есть. Есть много и других разновидностей. Но не ими жив театр, высокое искусство. Есть и истинные служители этой изменчивой и коварной богини театра, кто удивляет и восхищает своим талантом, своим горением, своим желанием сказать людям с самом главном, о самом сложном, о самом необходимом, о самом насущном сегодня, кто готов работать день и ночь, готов до хрипоты отстаивать свою позицию, готов потерять многое, но не главное — свой взгляд на жизнь и искусство, кто готов вновь и вновь стучаться в сердца и души людей со своим сокровенным, кто искусство понимает не как удовольствие, а как высокую миссию. И таких немало. Размышляя сегодня о моём столь любимом деле, я не могу не вспомнить хоть некоторых из них.
Михаил Фёдорович Астангов. Вот кто действительно служил сцене.
Театр был не только делом его жизни — это было самое святое для него место. Эта благоговейность выражалась и в том. как он готовился к спектаклю, как он приходил на спектакль, как он жил во время спектакля — очень сосредоточенно, собранно, суховатосурово, — и даже в том, как он относился к театральному костюму. Он никогда не позволял себе бросить после спектакля костюм, он всегда его сам аккуратно вешал на вешалку и только в таком виде отдавал костюмерам. В этой кажущейся мелочи сказывалась его любовь к своему делу, его преданность. Для Михаила Фёдоровича не было мелочей в театре. Всё было подчинено главному — сцене. Он был актёр в самом высоком и прекрасном смысле этого слова.
Что греха таить, сейчас такой актёр вырождается. Суетность предельная замороченность, метания между театром, кино, радио, телевидением заставляют актёра смотреть на что-то сквозь пальцы, прибегать подчас на спектакль не только несобранным, а даже не успевшим снять грим после киносъёмки или выступления по телевидению, Астангов был не такой. Он тоже много снимался работал на радио, на телевидении, но никогда не позволял себе прийти на сцену внутренне не подготовленным, несобранным, неодухотворенным.