До Бологого шли пять часов и, наконец, пришли. Городок не произвёл на парней впечатления. Это был не оживлённый промышленный Валдай, покрытый копотью из труб литейных мастерских, наполненный звоном чеканщиков и малиновым пением колоколов и колокольчиков, лить которые там издавна водились большие искусники. Бологое оказался совсем незвонкий, серый. Насыпь вывела на Вокзальную площадь, оттуда караван развели на постой. Ватаге уготовили большой дом грека Аскариди, хозяина краснописной артели.
Жилистый, с плотным круглым момоном грек был рад не упустить выгоду, приняв на ночлег посланцев светлейшего князя. Посетовал только, что обед уже съели, однако тут же порекомендовал трактир своего соотечественника и подробно объяснил, как туда добраться. Ужин Аскариди обещал после заката, когда в мастерской стемнеет и художники отложат кисти до утра.
Щавель повёл парней в чудесное место, коим славен был город Бологое. С ними увязались Лузга и Альберт Калужский. Дело стоило того, чтобы пожертвовать отдыхом.
— Некогда Бологое был очень важным центром, — поведал парням Альберт и воздел к небу перст. — Центром!
— Центром чего? — осведомился Михан лишённым всяческого почтения тоном.
— Центром мироздания для многих и многих. Центром пути. Пока не наступил Большой Пиндец, ежечасно толпы путешественников жаждали прибытия к этому месту, дающему уверенность в благополучном завершении странствия. Ныне купцы предпочитают речной путь. Летом, пока есть возможность идти по воде, здесь тихо, зимой будет людно. Почнут свозить на санях товар из Великого Новгорода, Рыбинска и Великого Мурома, устраивать торг и веселиться. Зимой тут хорошо рвать зубы и врачевать раны. Однако и на сей скудный день всяк проезжающий Бологое стремится почтить Полпути.
— Кого? — не сразу сообразил Жёлудь. — Куда полпути?
— От Питера до Москвы, от Питера до Москвы, — медвяным тоном пропел Альберт.
Место располагалось на улочке за складами огромного, но запустелого во внесезонье Гостиного двора. Дом снесли, площадь замостили и обустроили с удобствами для паломников: скамеечки, тумба для подношений, алтари всем богам. Сразу было заметно, что место козырное, чтимое, намоленное. Тут шароёбились возчики с каравана, но они поспешно ретировались с непривычной для них застенчивостью.
— Вот здесь, — указал Щавель на каменные бруски, отделяющие прохожую часть от проезжей части. Один брусок заканчивал линию серого гранита, соседний — коричневого. — Здесь бордюр переходит в поребрик.
Все присутствующие благоговейно замерли.
— Раньше пассажиры радовались как бараны, — буркнул Лузга. — Говорили: «Полпути проехали, полпути!» Мол, теперь, верняк, докуда надо доберёмся. Как же! Раскатали губу. Пиндец им пришёл.
Щавель с укоризной посмотрел на него и обратился к парням:
— Если встать одной ногой на бордюр, а другой на поребрик и загадать желание, связанное с путешествием, оно сбудется. Прислушайтесь к себе, представьте, чего вы на самом деле хотите. Сбудется только загаданное от чистого сердца. Место само выберет правильное.
— Короче, делай как я, — ободрил Лузга, встал на Полпути и мысленно пожелал вернуться из Орды в Новгород здоровым и до первого снега. Он отчаянно не хотел задерживаться на Урале, рёбра помнили кастет начальника сборочного цеха.
Лузгу сменил Альберт Калужский и загадал наловить здоровых рабов, которые достанутся ему в добычу.
Михан — устроиться в дружину.
Жёлудь — не опозориться в походе.
Щавель — увидеть хана Беркема.
Он чётко знал, что сделает в этом случае.
Совершив ритуал, ватага бросила монетку на счастье в тумбу для монеток на счастье и, воздав должное своим богам, освободила место для делегации пахнущего рыбой купечества.
— Некоторые называют это волшебное место точкой сборки нашего мира, — пустился разглагольствовать на пути до постоя склонный к отвлечённым мудрствованиям Альберт Калужский.
— Какой ещё точкой? — от слова «сборка» Лузгу передёрнуло.
— То ведомо лишь эльфам, пропитанным солью знаний. Они объясняли мне по книгам некоего карлика, а, как вы знаете, карлики иногда рождаются готовым вместилищем мудрости, карлика по имени Каштановая Роща, индейца из давно исчезнувшего мира. Я слушал, но толком не понял и сам растолковать не могу. Точка сборки, так говорят эльфы, в том числе стоящий в очереди за хлебом кандидат технических наук Рафаэль, за которым просили не занимать, известный своей учёностью.