Неожиданно для самого себя я вышел в просторную залу. Пузатый купол нависал над головой. В штукатурку были втерты рисунки и изображения лиц. Герои фресок мертвенно уставились на меня, словно я сделал что-то ужасное и пришел к ним на суд. Вокруг мерцали свечки, воск капля за каплей стекал на пол. В помещении были окна, но свет через них не проникал. Все было освещено дрожащими в сумраке свечами.
Я почувствовал себя таким крохотным и жалким, что хотелось прибиться к ближайшей стене и зарыдать. «Надо бежать отсюда, это плохое место, мне нельзя здесь находиться!» - кричал рассудок, но ноги не двигались. Они были прикованы к расписному полу, намазанному каким-то маслом. Наоборот, я заставлял себя тут стоить. Рассматривать эту устрашающую красоту. Наверное, у меня уже пошла кровь из глаз и ушей.
- Сын мой.
Я не сразу обернулся на зов. Это было в порядке вещей – обернуться и поговорить – но не сейчас. Я был уверен, что собеседник меня подождет. Он будет ждать столько, сколько потребуется, потому что здесь не существует времени. Время, как свечи в этом месте, - никто не знает, когда их зажгли и когда они потухнут.
Кто-то играл на органе. Или это у меня в голове звучит едва слышимая мелодия? Пускай играет. Значит так надо.
Наконец, я обернулся к своему собеседнику. В тени от нависшего портрета какого-то человека, разводящего руки, стоял полный мужчина с черной бородой до груди. На нем была многослойная мантия, сзади головы – странный выступ из тканей, напоминающий горб. Его сощуренные глаза ехидно улыбались, из ноздрей выходил едва заметный пар.
- Подойди, - призвал он, приглашая под свое «крыло» к маленькому столику.
Я тихо ступал по полу, как по корке льда на воде, в сторону мужчины. Подойдя плотную к столу, я увидел толстую книгу в кожаном переплете, из которой торчали желтые листки и нитки.
Я не помню, как мой собеседник накрыл меня своим балахоном и приказал «говорить о грехах». Я просто начал нести какую-то чушь про то, что нужно развернуться направо и проехать два километра до моста.
Я резко отпрянул от книги. Она перестала источать свет, гусеницеобразные буквы пропали. Вместо прошлой надписи я прочитал:
- «Работа на сверлильном станке. Руководство для начинающих».
А на обложке почему-то была изображена девушка в грязном костюме с гаечным ключом в руках. Она улыбалась огромными лоснящимися губами.
Я отшвырнул книгу со столика. Она грохнулась на пол, распахнувшись посередине. Эхо от удара пронеслось по всей зале.
- Как ты смеешь бросать священное писание? – проговорили стены тяжелым голосом. Внутри меня что-то екнуло и защемило. Колени покрылись мелкой дрожью. Я ртом хватал воздух, руками – пустоту. Аромат ладана заменил запах машинного масла и горевшего газа.
Кто-то ухватил меня за ворот куртки и отшвырнул в стену. Я влетел в канделябр, который, покачнувшись, словно от порывов ветра, полетел прямо на меня. Пламя от свечей обжигало лицо, руки. Я закричал, но мой крик растворился в общем гуле, повисшем в зале.
- Как смеешь ты, животное, посягать на святое? – густой дым, смешанный с пеплом, витал в воздухе. Легкие наполнялись этой адской смесью, глаза щипало, словно мне в зрачки налили литр лимонной кислоты. Я скреб руками лицо, царапал глаза. Собственный язык стал чужим, хотелось его выдрать из рта.
- Знай, грешник, слова Его: И всё, что приключается нам, бывает за злые дела наши и за великие грехи наши.
Место затряслось, готовясь взорваться. Я поднял расцарапанные до крови глаза на купол: куски камня медленно, как снежинки морозным вечером, стали обвалиться. Облако пыли витало над обломками. Все с грохотом падало на маслянистый пол по зову неизвестной силы. Звук органа разрастался в моей голове, превращая мои мозги всмятку. Желтые свечки валялись на полу, от фитильков которых исходили тонкие струйки дыма.
Я метнулся к выходу из этого ада. Бежать. Это плохое место, я так и думал. Спотыкаясь о поломки, я продвигался к выходу. Руками, стертыми до крови, я расчищал себе путь, переворачивая камни и деревянные изображения каких-то людей. Я посмотрел на свои ладони: они были измазаны машинным маслом. Рвота подкатывала к горлу. Еще пару шагов, на воздух, на свободу.
И тут я внезапно остановился. Я увидел ее. Она молча смотрела, как я борюсь с собственным хаосом. Она стояла в единственном пустом от камней месте, в кружке света. В руках была свечка. Пламя не теребилось, не гасло. Оно горело ровно, как в вакууме.
Я рухнул на колени, тяжело дыша. Все плавало перед глазами. Я смахнул подступившие слезы, но остановить их было уже невозможно. То ли я рыдал от просочившегося уже под кожу газа, то ли от чего-то другого. Я уже не знаю.