Салон дернулся, двери резко распахнулись. Я вскочил со своего места и ринулся к выходу, протискиваясь между пассажирами с рюкзаками.
Дрожащими руками я достал сигарету из пачки и закурил. Жгучий дым наполнял легкие, пузырьки воздуха под действием острых игл лопались внутри. Я уже на девяносто процентов состою из табачного дыма и спирта. Странно, что я еще могу жить и мыслить.
Автобус фыркал, выпуская грязные клубы пара из выхлопной трубы. Процессия людей, как горная река, вытекала из автобуса и распадалась на рукава: кто-то поплелся в магазин на станции, кто-то – в сторону пластиковых зеленых кабинок, кто-то просто шатался около автобуса, вдыхая влажный осенний воздух. Где-то отдаленно пахло свежесрубленным деревом – за заправочной станцией была лесопилка, которая издавала монотонный гул. Я уставился на лужу под ногами, рассматривая свое отражение. Почесал щетину, поправил волосы, на секунду вынул сигарету изо рта. Нормальный человек.
Внезапно меня охватило удушающее чувство ненависти и отвращения к собственному отражению.
Мышцы на лице свело, я оскалился, как хищник, который встретил более сильного врага. Когда он еще может напасть, но выбирает бежать в страхе. Когда в глазах мелькает лишь «бежать, бежать, бежать». Нижняя губа предательски задрожала, и я выбросил сигарету прямо в лужу, шлепнув по ней ногой. Вода задрожала, отражение пропало.
Мерзлота пробирала до костей.
Я ввалился в автобусное кресло. Мотор тарахтел и фыркал. На соседнем ряду женщина вытирала рот своему пятилетнему ребенку, который сжимал в руках ягодный пирог. Густой красный джем растекался по запястью, а само чадо слабоумно уставилось на проезжающий за окном транспорт. Он не замечал, как мать, брызжа слюной, выражала свое недовольство. Она бросалась цепкими, режущими фразами, а ребенок не внимал ее речам. Трактор выезжал с лесопилки, ярко-оранжевый, грязный по бокам. Мать вырвала кусок булки из рук. Трактор подскочил, затрясся и, развернувшись всем механическим телом, выехал на шоссе. Мальчик вытянул шею, чтобы увидеть, как монстр превращается в маленькую точку и, в конце концов, пропадает из виду. Потом он опустил взгляд, нахмурился так, что стал похож на маленького старичка, и поник. Джем капнул с его рук на джинсы.
- Дай пройти, - Лин появилась из ниоткуда и стояла с двумя черными пакетами, откуда торчала вереница чека.
Я пропустил ее к месту у окна. Она беззвучно приземлилась, кинула мешки к ногам и зарылась носом в куртку.
Салон медленно наполнялся. Водитель, оторвавшись от экрана телефона, где просматривал бесконечную ленту новостей, закрыл двери. Автобус, качнувшись, словно он пропил все свое состояние за раз, выехал на шоссе. Я вновь обернулся к мальчишке, который теперь крутил в руках монетку и спичечный коробок. Он выдвигал бумажный ящик и складывал туда железку, пока его мать, обвязавшись пуховым шарфом малинового цвета, высматривала что-то в телефоне. Монотонные движения мальчика ввели меня в какой-то транс. Я стал распадаться на миллиарды частичек, монетки кружили перед глазами. Меня вырвала из автобуса какая-то потустороння сила, и вот, я наблюдаю за всем миром с облаков.
Люди спешат. Несутся. Трепещут. Рыдают. Рождаются, а затем умирают. Люди существуют. Они – часть Вселенной. Вот проходит мимо господин в синей шляпе. Под его шляпой – кровавый клубок мыслей, который разрастается, связывает ему руки и ноги. Шерстяные нити лезут ему в нос, рот, уши, кровь брызжет. Они стянули ему руки, и вот он лежит на земле, связанные своим же клубком. Извиваясь, он пытается разорвать путы. Но все бессчетно. Он замолк, тело обмякло. Нетронутая больше шляпа валяется рядом с личинкой.
Внезапно господин вытянулся в струнку, перевернулся на живот и пополз, ведомый неизвестной силой. Лишь мелкие шерстинки оставались после него. Слизень подполз к листовке, валявшейся на земле. Нитки растянулись, а затем лопнули, открывая беззубую пасть. Слизень навалился на лист и стал медленно его пожирать.
Я оторвал взгляд от существа и ахнул. По земле, где раньше ступали люди, теперь ползали черви. Они извивались, издавали протяжные писки и крики, раскрывали свои круглые рты-воронки. Они пожирали все на своем пути.
Мой взгляд устремился на торчащий из трещины на асфальте росток. Мирно покачиваясь на ветру, он терпеливо ждал своей смерти. Маленький воин посреди жестокого мира. Крохотный, но в то же время источающий неземную силу. Он словно не замечает того ужаса, который его окружает, хотя земля уже начала содрогаться.
Ниточный червь приближался, принюхиваясь к земле, как ищейка. Росток обнажал свои сочно-зеленые лепестки, дразня своим ароматом монстра. Он как будто существовал в вакууме, не замечая, как смерть подползает к нему. Личинка вплотную приблизилась к ростку, но стоило ему коснуться мордой зеленого стебля, как он, ужаленный, отпрянул с шипением. Издав что-то наподобие звериного клича, она стал извиваться и подползать со других сторон к цветку, но все тщетно. Одинокий воин не подпускал к себе врага. Другие слизни окружили росток, и вся эта сцена напоминала религиозный культ или секту, где приносили в жертву существо для процветания племени. Черви наваливались друг на друга, кусали и высовывали короткие черные языки. Слабые оказались задушены или задавлены сильными и бездыханно валялись у ростка. Выжившие, потеряв интерес, стали медленно отползать. Язвы и бугры на их телах кровоточили.