И вот, к своему отчаянию, я воочию убедилась, что генетически не приспособлена к тому, чтобы убежать от мужчин.
Один из преследователей настиг меня.
— Погодите-ка, леди, — услышала я.
Дрожа, судорожно хватая ртом воздух, я забилась в его руках.
— Почему вы убежали, леди Сабина? — спросил он. — Ведь это опасно. Поймал! — крикнул он остальным.
Я попробовала вырваться, но он держал меня крепко. Мгновенно вокруг собрались еще несколько мужчин. Он отпустил меня. Молча, отворачиваясь от незнакомцев, я стояла среди них, как в ловушке.
— Это леди Сабина? — спросил кто-то.
— Посмотрите на меня, — услышала я голос.
Я не повернула головы. Мужские руки легли мне на плечи, решительно повернули меня к говорившему.
— Поднимите голову к свету, — велел он.
Я все стояла опустив голову, но он, протянув руку, поднял мой подбородок. На скрытое покрывалом лицо упал лунный свет.
Я подняла глаза. Главный воин. Но он же не должен был бежать за мной! Ему следовало остаться в лагере!
В едва пробивающемся сквозь ветви неверном свете луны он взглянул мне в глаза. Чуть отступив, осмотрел мое платье. И спросил:
— Кто вы?
Я не отвечала. Стоит мне заговорить — и по акценту, по моему ломаному горианскому во мне тут же опознают рабыню-варварку.
— Вы не леди Сабина. Кто вы? — повторил он.
Я молчала.
— Скрываетесь от нежеланной помолвки? — допытывался он. — Ваш кортеж попал в засаду? Бежали от разбойников?
Я не проронила ни звука.
— Или от работорговцев? Мы — люди достойные. Мы не работорговцы. — Он внимательно осмотрел меня. — С нами вы в безопасности.
Сквозь ветви лился лунный свет.
— Кто вы? — в который раз спросил он.
На этот раз мое молчание, видимо, разозлило его.
— Предпочитаете предстать перед мужчинами с открытым лицом? — осведомился он.
Я покачала головой.
— Ну? — проговорил он, протянув руку к уличному покрывалу.
Я не отвечала.
Он отбросил покрывало с моего лица.
— Снимите перчатки.
Я стянула перчатки. Он взял их у меня и швырнул мне под ноги. Ночной воздух тронул ладони.
— Говорите, — приказал он.
Не дождавшись ответа, сдернул с меня домашнее покрывало. Мужчины плотнее сгрудились вокруг. Теперь от мужских взглядов мое лицо скрывали всего три покрывала: покрывало гордости, покрывало свободной женщины и последнее, пятое, почти прозрачное. Сняв домашнее покрывало, мне уже нанесли оскорбление. Словно насильно вторглись в мое жилище. Словно ворвались в дом, сорвали с меня платье, заставив предстать перед ними в нижнем белье.
— Кто вы? — снова спросил главный.
Как я могла сказать ему, кто я? Мой хозяин даже имени мне не дал.
— Не заговорите — сниму покрывало гордости, — пригрозил он.
Что они со мной сделают, если узнают, что я не свободная женщина? Я гнала прочь эту мысль. Кейджера облачилась в одеяние свободной женщины! Нет, свободные мужчины этого не спустят. Это считается чрезвычайно серьезным проступком, за него полагается суровая кара. Такое бесстыдство может стоить жизни. Меня бросило в дрожь.
Но вот покрывало гордости сорвано. Словно непрошеные гости сорвали с меня белье.
Теперь лицо мое легко рассмотреть: покрывало свободной женщины его почти не скрывает. А последнее покрывало — совсем прозрачное, его назначение — чисто символическое.
— Может быть, теперь, дорогая леди, — проговорил главный, — вы все-таки скажете, кто вы, откуда и как среди ночи оказались около лагеря?
Я не смела выдавить ни звука. С меня сдернули покрывало свободной женщины. Я отвернулась, захлебываясь рыданиями. Осталось последнее покрывало. Словно пал последний оплот целомудрия, словно я выставлена на всеобщее обозрение и прикрыться нечем — лишь прозрачной сетью, словно вот-вот схватят, растерзают обнаженное тело жадные руки.
Главный нерешительно протянул руку к последнему покрывалу.
— А может, она свободная? — спросил кто-то.
— Может быть, — опуская руку, ответил главный.
— Больно хорошенькая для свободной, — заметил один из мужчин. Кое-кто согласно закивал.
— Будем надеяться, ради вашего же блага, — проговорил главный, — что вы свободная.
Я опустила голову.
— Считайте себя моей пленницей, леди, — объявил он. Схватил меня за руку, накинул на правое запястье кожаную петлю и крепко затянул. Другой конец кожаного ремня — около фута длиной — зажал в кулаке один из воинов. Главный повернулся и пошел к лагерю. Остальные — за ним. Я плелась следом, привязанная за руку.
Пленница.
Прошло несколько минут. Мы приближались к лагерю. Меня перенесли через ручей. Теперь я во вражеском стане. Горит множество факелов, в лагере — полная неразбериха. Воин, что нес меня через ручей, поставил меня на ноги. Я в плену. Запястье стянуто кожаным ремнем, который он не выпускает из рук.
Нам навстречу бежал человек с факелом.
— Леди Сабина! — кричал он. — Ее украли!
Главный с бешеным криком бросился к шатрам. Его люди мчались за ним. Меня волокли на ремне, я бежала вслед, задыхаясь и спотыкаясь.
Главный кинулся прямо к шатру леди Сабины.
Меня, привязанную ремнем, тоже втащили внутрь. Метавшийся по шатру мужчина повернул к главному смертельно бледное лицо.
— Ворвались, — проговорил он, — и увели ее!
На полу лежали двое раненых воинов. Служанки леди Сабины испуганно стояли у стены. Одна из них держалась за плечо — на нем виднелась огромная ссадина.
— Они тут были! — указывая на дрожащих рабынь, сказал кто-то из мужчин.
— Что случилось? — спросил главный.
Девушка с пораненным плечом заговорила. Оказывается, пришельцы разрезали заднюю стену шатра.
— Ворвались, — объясняла она, — их было много. Мы — пытались защитить госпожу. Но нас оттолкнули, и все. Это были мужчины, воины. Мы ничего не могли сделать! Вот здесь они вошли, — указала она на заднюю стену, — и ушли туда же, и госпожу забрали!
Учет численности и сил противника — один из элементов тактического искусства. Конечно, общим числом неприятель превышал отряд моего хозяина, но в момент атаки нападающие оказались сильнее. Двадцать человек могут прорвать оборону, которую держит целая сотня, если ударят в точку, где стоят всего двое. В воцарившейся в лагере неразберихе, когда внимание воинов было отвлечено, отряд моего хозяина, пусть и немногочисленный, нанес точный, практически неотразимый удар. В тех условиях это было не так уж сложно.
Я сглотнула. Так, значит, я — всего лишь пешка, мое появление — отвлекающий маневр. Как горько, как страшно!
— Из какого они города? — допрашивал одного из раненых главный.
— Не знаю, — отвечал тот.
Ну конечно, я видела: перед нападением воины моего хозяина сняли с одежды опознавательные знаки.
— Мы знаем, куда они побежали, — сказал один из мужчин. — Если поторопимся, может, и догоним.