— Вот ты и жертва охотницы, — сказала Бина.
— Бина! Тила! — послышалось из зала.
— Иду! — отозвалась Бина. — Тила заболела! — И, послав мне воздушный поцелуй, выбежала из комнаты.
А я, беспомощно корчась, пыталась освободиться от пут.
Бина вернулась вскоре после полуночи.
Глаза ее сияли.
Распутала сеть, вытащила кляп у меня изо рта.
— Тандар из Ти? — спросила я.
— Уехал, — ответила она, разматывая связывающий мои щиколотки обрывок сети.
— Ты ему не сказала?
— Нет. Конечно нет.
— Ну и глупо.
— Из всех шестерых, — объявила она, — он выбрал меня наливать ему пагу.
— Шестерых? — удивилась я.
— Когда ты заболела, — рассмеялась она, — Бузебиус прислал нам на подмогу Элен.
— Понятно. Будь любезна, отстегни наручники. Мгновенно щелкнув карабином, она освободила мне руки.
Так просто! Я чуть не плакала от бешенства. А попробуй-ка дотянись, когда наручники на тебе самой!
— И в альков, — мечтательно проговорила Бина, — взял тоже меня. — Глаза ее закрылись, она обхватила себя руками. — О, какой дивный! И как я ему служила1 — Она открыла глаза. — Какой сладкий! И не представляла себе, что бывает на свете такое наслаждение! — простонала она, а потом, обернувшись ко мне, добавила: — Какое счастье, что я тогда не стала его подругой.
— Как это? — не поняла я.
— Тогда сегодня ночью я не смогла бы быть его рабыней, — прошептала Бина.
— О!
— Никогда в жизни не забуду ночь, когда я была рабыней Тандара из Ти.
Я опустила глаза. Как сладостно было быть рабыней Клитуса Вителлиуса! Такой покорной, такой смиренной в его руках! И как я его ненавижу!
— Тила! — позвал мужской голос. Бузебиус.
— Да, хозяин, — отозвалась я.
— Ты лучше себя чувствуешь?
— Да, хозяин.
— Так почему же тогда не надеваешь платье и не наливаешь гостям пату?
Плетка!
— Бегу, хозяин! — торопливо вскрикнула я.
— Паги!
Я, в колокольчиках и шелках, бегу к клиенту налить ему паги.
Я босая. На левой щиколотке — ремешок с колокольчиками.
Народу в таверне все меньше, еще ан-другой, и заведение закроется.
Кое-кому из девушек уже разрешили уйти отдыхать. Опустив голову, стоя на коленях, я наливала мужчине пагу.
Бузебиус — ключи хранятся у него — наконец-то снял с меня кожаные наручники.
На мне только колокольчики и шелковое платье. Уже поздно. Серьги, ожерелье и браслет я оставила там, в комнате. Снова я просто рабыня, что разносит пагу.
В зале кроме меня еще всего одна девушка.
— Паги! — послышался голос. Я обернулась. Они сидели вдвоем.
Преклонив колени и опустив голову, я налила в его чашу паги.
— Подай мне чашу!
Отставив в сторону кувшин с пагой, я встала в позу, в которой на Горе принято подавать мужчине пагу или вино.
— Сначала сними платье, — приказал мужчина.
Я повиновалась. Он — клиент. Его приказ — закон. Нагая, я, опустив голову, встала перед ним на колени.
— Теперь можешь подавать пагу, — разрешил он.
— Да, хозяин.
Обеими руками я потянулась к чаше. Мужчине подают чашу, держа ее в ладонях, стоя на коленях, опустив голову.
Я потянулась к чаше.
И вдруг, едва я собралась поднять чашу, на моих запястьях с пугающе звонким металлическим лязгом защелкнулись наручники.
Я испуганно подняла глаза.
— Нет!
— Ты наша, — сказал он. Я отпрянула, но рука его крепко держала соединяющую наручники цепь.
— Мы немало сил потратили на твои поиски, — подал голос его спутник.
Я с ужасом переводила глаза с одного на другого.
— Я продал тебя этим господам за два тарска, — объявил подошедший к нам Бузебиус, снял с моей ноги колокольчики, положил на стол. Сунул ключ в небольшой, но прочный замок ошейника. Расстегнул ошейник, тоже положил на стол.
— Она ваша, господа.
— О, нет! Нет! — молила я. Бузебиус отвернулся и ушел.
— Мы заплатили за тебя два серебряных тарска, — сказал мне один из мужчин. Я, обнаженная, со скованными наручниками руками, стояла перед ним на коленях, обмирая от ужаса.
— Теперь ты наша, — добавил второй.
— Не убивайте меня, — умоляла я.
— Подай нам паги, — велел первый.
Дрожа, я подала им пагу — сначала одному, потом другому. Они выпили — не спеша, наслаждаясь своим триумфом и моим отчаянием.
— Пора в дорогу, — сказал первый.
Схватив меня за руки, то подталкивая, то волоча за собой, они вытащили меня из таверны.
— Пожалуйста, не убивайте! — твердила я.
Те самые. Те двое, что первыми встретились мне на Горе, когда, обнаженная, прикованная цепью к скале, я проснулась в чистом поле. Тогда они хотели перерезать мне горло.
— Пожалуйста, не убивайте меня! — рыдала я. — Пожалуйста, хозяева, не убивайте!
Зажав меня между собой, они поволокли меня из таверны. Дальше, к длинному мосту, в беспросветную горианскую ночь.
Глава 15. СО МНОЙ ГОВОРИТ МОЯ ХОЗЯЙКА
Женщина полулежала в роскошном кресле. Меня швырнули на выложенный плитами пол к ее ногам.
— Вот твоя хозяйка. — Один из мужчин указал на царственно раскинувшуюся женскую фигуру. Незнакомка прекрасно сложена, изящно одета. Лицо скрыто покрывалом.
Стоя на коленях, я подняла на нее глаза. Я — ее рабыня. Наручники с меня успели снять, облачили в короткую, без рукавов, белую домашнюю тунику.
Кроме нее, на мне никакой одежды. Ноги босые.
— Оставьте нас, — произнесла женщина. Оба мужчины исчезли.
Оставшись наедине с хозяйкой, я склонилась до самого пола.
— Подними голову, Джуди!
Я ошарашенно уставилась на нее.
— Ты не узнаешь меня, Джуди?
— Нет, госпожа.
Откинув голову, женщина залилась смехом.
Откуда мне ее знать? Мысли неслись вскачь. Обращается ко мне как к знакомой. И назвала меня Джуди. С тех пор как я покинула Землю, этим именем меня не называл никто.
— Джуди Торнтон! — хохотала женщина.
Судя по смеху — совсем молодая. Ну, может, чуть старше меня. Моя хозяйка — молодая девушка!
— Госпожа? — недоуменно выдавила я.
— Что ж, прелестная Джуди, тяжело быть рабыней?
— О, да, госпожа!
— Не хочется ли тебе на свободу?
— Хочется, госпожа!
Сияя улыбкой, она грациозно откинула с лица покрывало.
— Элайза! — вскричала я. — Элайза Невинс!
Плача от радости, я бросилась в ее объятия. Она обвила меня руками. Конец мучениям! Не в силах совладать с собой, я давилась рыданиями. Сталь наручников, страх плетки, унижение, отчаяние — все позади!
— Я люблю тебя, Элайза! — кричала я. — Я люблю тебя! Свобода! Элайза поможет мне! Скоро я снова буду на Земле!
Она спасет меня!
— Я люблю тебя, Элайза! — твердила я сквозь рыдания.
Но тут сидящая в кресле женщина оттолкнула меня, и я, потеряв равновесие, заскользила назад и снова упала на колени. Озадаченно взглянула на нее.
— Это хорошо, — сказала она, — что рабыня любит свою хозяйку.
— Пожалуйста, не шути так! — взмолилась я.
— Разве ты не благодарна мне? — спросила она.
— Да! Да! — затараторила я. — Благодарна, еще как благодарна, Элайза.
— Хорошо, — отчеканила она, — что рабыня благодарна хозяйке за то, что ей позволили жить, не убили.
— Элайза?
— Не вставай с колен, — холодно оборвала она меня.
— Когда меня освободят, когда я вернусь на Землю?
— Ты всегда была дурой, — заявила она. — И что только находили в тебе все эти мальчишки?
— О чем ты?
— Вот потому-то ты и рабыня, а я — свободна.
— Но ты ведь, — прошептала я, — не собираешься держать меня в рабстве? Ты же с Земли.
— Здесь не Земля! — прозвучало в ответ.
— О, я прошу тебя, Элайза!
— Молчи, — приказала она.
Я умолкла.
— Мы отчаянно соперничали, верно? — спросила она.
— Да.
— Приятно будет, — протянула она, — иметь тебя рабыней-служанкой.
— О, нет, Элайза, — запричитала я.
— Еще на Земле я видела в тебе рабыню, — холодно отрезала она. — В аудиториях, в столовой, в библиотеке, когда ты прогуливалась по кампусу, блистала на всяческих сборищах, назначала свидания, смеялась, аплодировала, загорала у бассейна, выпендривалась перед мальчишками, прелестная, очаровательная, пытаясь затмить меня красотой, — уже тогда я разгадала твою истинную сущность, поняла, чего ты заслуживаешь, чем станешь в один прекрасный день — просто милашкой рабыней.