Волны синего Дуная
радостно шумят.
Вдаль «Радецкий» проплывает,
на борту отряд.
Погляди же — Козлодуя
берег недалек,
и на палубе, ликуя,
затрубил рожок.
Молча слушают юнаки
тот простой напев,
в их глазах огонь отваги,
на кокардах — лев.
Все глядят на атамана,
ждут, чтоб дал сигнал.
Он подходит к капитану,
обнажив кинжал:
«Я болгарский воевода,
слушай речь мою:
мы спешим, чтоб за свободу
кровь пролить в бою.
Мы Болгарии готовы
в трудный час помочь,
мы собьем с нее оковы,
мрак прогоним прочь!
Прямо к берегу веди нас, —
пусть не по пути,
но должна моя дружина
на берег сойти!»
Немец хмурится, не хочет
курс свой изменять;
Ботев гневно поднял очи,
говорит опять:
«Что же медлишь ты причалить?
Ведь приказ мой дан!
Знай — здесь все вы в плен попали,
я здесь капитан!
Мстит народ врагу лихому
за отчизну-мать.
Так вели же рулевому
к берегу пристать».
Атаман стоит в молчанье,
страшен, как гроза;
немец отдал приказанье,
опустив глаза.
Пароход свой курс меняет —
вот и отчий край!
За кормой, гремя, играет
пенистый Дунай.
Веет ветер над пучиной,
с шумом волны бьют,
словно рады, что дружину
к берегу несут.
И дружина распевает
боевой напев,
ветер флагами играет,
а на флагах — лев.
Пароход уже подходит
к милым берегам,
и снимает шапку Ботев,
говорит бойцам:
«Все за мной! Враги не дремлют,
так смелей сойдем!
Поцелуем эту землю
и на ней умрем!»
И дружинники под сенью
знамени со львом
опустились на колени,
бьют земле челом.
«Братья! — крикнул воевода,
словно грянул гром, —
скоро встретимся с народом,
вместе в бой пойдем.
Скоро мы Балканы
громом огласим
и на турок, как лавина,
в битве налетим.
Мы неопытны в сраженьях,
мало нас числом,
но сердца пылают мщенья
праведным огнем!
Будут недруги разбиты,
мы им смерть несем,
правда служит нам защитой,
лев — поводырем!
Эту клятву боевую
слышит весь народ —
за Болгарию родную,
на врага — вперед!»