Вот только вопрос с её мнимой беременностью скоро станет невозможно игнорировать.
Появление во дворце Серафимы-травницы, в свете этой проблемы, ничуть меня не удивило. Как и сымитированное княгиней падение с лестницы, от якобы внезапного головокружения.
Почему я так уверен, что Вельдара всех разыграла? Так подхватил на руки падающую княгиню именно я. Она выбрала удачное время, когда внизу лестницы стояли, собирающиеся на малый совет, члены правящего кабинета. И, вначале поймала мой, невольно следящий за ней взгляд, молчаливо призывая к вниманию, а потом изобразила падение, неплохо сгруппировавшись, как на мой, опытного воина, взгляд. Грамотно падать нас ведь обучают ещё на первых занятиях. Вот и Вельдара тому была несомненно обучена.
Князь Льен, вернувшись с охоты, нашел жену лежащей в постели, со скорбным выражением на бледном лице.
Гнев князя удалось смягчить только заверениями Серафимы, что его жена не утратила способность вынашивать и рожать детей. И непременно ещё порадует мужа приятным известием.
В сказанном травницей Серафимой никто не усомнился. Вот только я задался вопросом, а с чего это вдруг она покрывает обман княгини? О чем и спросил напрямую, взявшись проводить свою бабушку до её хутора.
Ответила мне Серафима с непонятной резкостью.
— А что мне, внучок, оставалось делать, если ты так непробиваемо упрям. Не надоело тешить свою гордость? Счастья-то она тебе не добавляет. Или всё настолько устраивает, что рисковать не хочется?
Я опешил. Это она о чем? Не может быть, чтобы обо мне с Вельдарой. Это чего же она от меня ждёт? На что толкает?
— Ба? И как тебя понимать?
— А как хочешь, так и понимай, недогадливый ты мой.
Злится? За что?!
Моё искреннее недоумение заставило Серафиму тяжело вздохнуть.
— Не сказала… Ещё одна упрямица. Тоже гордая.
Непонятные, ели слышно произнесенные слова, а потом долгое молчание.
Март, подстраиваясь под лошадку Серафимы, трусил неспешной рысцой. Я, слегла придержав коня, впервые оценивающе взглянул на уверенно сидевшую в седле травницу. А что я, собственно, о ней знаю? Откуда она, такая необычная, взялась в Радеже? Следы былой красоты на её морщинистом лице не заметил бы только слепой. Осанке, даже в старости, могли бы позавидовать знатные радежские девицы. И манера разговаривать, нарочито простонародная, порой, незаметно для неё самой, менялась, выдавая недурное образование, явно у неё имеющееся.
— Рассмотрел? Оценил? — фыркнула, оборачиваясь ко мне Серафима.
Я смутился, но пытливый взгляд свой от неё не отвел.
— Ладно, — хмыкнула, соглашаясь. — Пора, видно, кое-что тебе рассказать, внучок. Иначе, так и будете кругами друг возле дружки ходить. Вот приедем на хутор и поговорим. Долгий и не простой разговор нам с тобой предстоит, Янушка.
— Мы с Вельдарой одной крови, — прервала бабушка затянувшееся молчание, когда с привезёнными из дворца холодными закусками было покончено.
Серафима поставила на стол чашки с горячим душистым травяным настоем и села напротив меня, обхватив свою чашку руками.
— Мы, это не только она да я, но и ты тоже.
— Ты знаешь, кто я? — севшим от волнения голосом спросил травницу, напряжённо всматривающуюся в моё, озарившееся надеждой, лицо.
— Знаю.
— Скажешь?
Кивнула.
— Погоди маленько, с другого начну. Ты о ведах слышал?
Я задумался. Слышал легенду, кажется, давно уже. Где и когда не помню.
— Это племя такое? Вроде, живут они в Асских горах. И когда-то кровь этих самых ведов смешалась с кровью асских королей. Ещё доводилось мне слышать об асских принцессах, вроде ведьмы они. И о княгине Вельдаре такой слух во дворце бродит.
— И верят?
— Это кто как.
— А ты?
— Да какая она ведьма!
— Самая настоящая, как и я, Янушка.
— Ты травница!
— А чем одно другому мешает? Уж сколько ты обо мне знаешь, никому ни ведомо. Вот и подумай.
— Сила в тебе есть. Добрая.
— Нет, Янушка. Ни добрая и ни злая, просто сила. Воли я ей не даю. Без особой на то надобности. Сила вообще осторожного обращения требует.
— Во мне силы нет.
— Нет. Она только по женской линии передаётся. У тебя, разве что, интуиция сильнее развита, чем у обычных людей.
— А у Вельдары?
— У Вельдары сила спит. И только от тебя зависит, пробудится ли.
— Не понимаю, я тут при чём?
— Может и не причём. Это тебе решать. А она для себя всё уже решила. Никто не сможет того изменить.
— Объясни.
— Не могу. А вот о себе расскажу. Ты настой-то пей, остыл, поди, уже. Хочешь, горяченького подолью?
Серафима поднялась, засуетилась. Я не торопил, чувствовал, с мыслями бабушка собирается, волнуется, страшится прошлое ворошить.
— Моя мама, Янушка, родилась в Ассии, в королевском дворце. Когда пришло время, вышла замуж. Не за принца иноземного и не за вельможу ко двору приближённого. А за простого дворянина с приграничья. Где уж она увидеть его смогла, я не знаю. Но противиться тому браку никто не посмел.
Асские принцессы всегда сами себе пару выбирают. Их неволить с давних времён запрещено. Сила в принцессах спит немалая. Её на свет без страховки выпускать опасно. Вот та самая пара, что выбирает себе молодая веда, и есть якорь, за который она всегда удержится. Рядом со своим избранником принцесса чувствует себя счастливой, а потому с проснувшейся силой совладать способна. А несчастная ведьма — непреодолимое бедствие. Потому силу в веде только взаимная любовь пробудить может.
Я выросла в приграничье. Во дворец маму иногда призывали, когда помощь её требовалась. А меня она с собой до времени не брала. А когда я в девичью пору вошла, и мне на балу в столице случилось побывать. Встретили нас приветливо. Мужчины мною восторгались. Хоть и не чистых королевских кровей, но невестой я считалась завидной. Да только никто мне из асского дворянства не глянулся. В отличие от радежского посла. Он от меня тоже глаз отвести не мог. Король Ассии веками соблюдаемого обычая нарушать не стал. Нам позволили пожениться. Да только не долгим было наше счастье. Я тогда ребёночка ждала, когда муж мой погиб, забрало его море. Корабль, на котором он с посольством плыл, в зимний шторм попал, никто не спасся.
Веды своих мужчин редко переживают, тихо угасают вслед за ними, не может веда быть несчастной. Но я ребёночка носила. А когда Ждана родилась, она моё сердце любовью наполнила, своими крошечными ручками на этом свете удержала. Но из Райта мы с дочкой уехали. Вот на этот самый хутор. От людей да от греха подальше. Природа, в своей щедрой красоте, моим якорем стала.
Князь, отец Рдына, о моём даре знал. И в помощи я ему не отказывала. Навещал он меня время от времени, когда совет требовался. А однажды привёз он ко мне своего наследника. Вот тогда-то беда и случилась. Увидела моя Ждана княжича Рдына и дрогнуло её сердечко. Но Радеж не Ассия. Не пара княжескому наследнику дочь ведьмы и травницы. Да только, Рдын тоже к чарам моей дочери равнодушным не остался. Не смогла я их разлучить, закрыла глаза, принимая неизбежное. Тут, на хуторе, и любились. Князь, может и догадывался, но не вмешивался, лишь бы всё в тайне оставалось.
А потом старый князь умер. Рдын взошёл на Радежский престол. Приезжать к нам стал реже. Дела княжества много времени и сил у него отнимали. Но Ждану Рдын по-прежнему любил. Между такими парами чувства до последнего вздоха не остывают. И когда князь Рдын себя на Зиде жениться принудил, он и Ждана одинаково страдали. Радеж всегда был для князя превыше всего. И Ждана его поняла, осуждать не стала. Вот только делить своего мужчину веда ни с кем не способна. После женитьбы князя не виделись они больше.
Когда князь Рдын за невестой поехал, моя дочь поняла, что ждёт от него ребёночка. Но Рдыну о том не сказала. Родила Ждана тебя, Ян, здесь, на хуторе. И, оставив моим заботам, тихо угасла. Тебе ещё и года не было.