— Предал. Только раньше, чем ты думаешь.
Он поднял голову, но с места не сдвинулся. Смотрел в сторону, говорил тихо. Лишённым интонации голосом Дастарьян рассказал мне о своём разговоре с князем Льеном на следующий день после зимнего бала.
— Я хотел вернуться в Райт. Мечтал снова заняться привычным, таким нужным мне, важным для Радежа делом. И не видел в том особой жертвы, чтобы пообещать, дать клятву… Нет, перед тем, как её произнести, я понял, что собираюсь отказаться от тебя. Стало больно до отчаянья. Вот только, я посчитал, что так будет правильно. Моя гордость противилась подобным отношениям. Но я знал, что не смогу устоять, мои чувства к тебе были сильнее любых доводов рассудка, важнее воплей ущемлённой гордыни. А клятва всё решала. Через неё невозможно переступить. Теперь я понимаю, что струсил. Испугался самого себя. Получив желанную награду, я принял всё, как должное. Даже был рад тому, как удачно всё сложилось.
Ян, замолчав, так и не решился встретиться со мной взглядом. Повисла тягостная тишина.
Он не выдержал первым. Потянулся ко мне, окружил моё побледневшее лицо своими ледяными ладонями, заглянул в глаза, готовый принять любое моё решение.
— Вельда, ты сможешь меня простить?
Я ведь тоже очень горда. И хотя вся моя сущность радовалась Яну, оживая от его, такого необходимого ей присутствия, пусть и омрачённого этой горькой исповедью, я отстранилась, желая вернуть мужчине испытанную по его вине боль.
— Ты напрасно пошёл с Льеном на сделку. Он пообещал мне назначить тебя канцлером, так что твоё возвращение не зависело ни от каких клятв. Мой муж подстраховался. Ты сглупил.
Ян дернулся, как от удара, но промолчал, только горечь отразилась в глазах, искривила желанные губы.
Я смотрела на Дастарьяна и думала о том, что Боги даруют ведам радость единственно важной встречи для счастья. Неужто моя случилась на беду? Разве не было и моей вины в том, что всё в жизни пошло не так, как было бы должно? Ян вот сейчас покаялся в своей гордыне. А я? Так и буду нянчиться со своей?
Руки сами потянулись к нему, пальцы запутались в прядях его густых мягких волос. Острая вспышка пронзившей меня радости была неожиданной и почти болезненной. Наши с Яном глаза встретились. Он резко поднялся, легко подхватив меня на руки, прижал к себе.
Безумный голодный поцелуй казалось невозможным разорвать. От нехватки воздуха кружилась голова.
— И всё-таки ты мне должен, — заявила, улыбающемуся мужчине, когда получила, наконец, возможность говорить. — И спрошу я с тебя сполна.
— Всё что угодно, жизнь моя. Всё что угодно.
Смешинки в глазах Яна кружили мне счастьем голову.
Ещё немного побаловать себя. Ещё хоть недолго позволить себе дышать одним с ним воздухом и ни о чём не думать. Радость пьянила, возвращала меня к жизни, даря силы пройти любые испытания.
— Больше никаких тайн и недомолвок, — потребовала я, отстраняясь. — Мне тоже давно следовало рассказать тебе о себе. Где устроимся, в креслах, на кровати?
Ян отвёл глаза, сглотнул. Понятно.
— Не о том думаешь, милый. Через проведённую тобой черту теперь не переступить.
Застыл. Смотрит тяжело, исподлобья, не желая, отказываясь понимать, что пытаюсь ему сказать.
Вздохнула. Забралась на кровать, подложив подушку под спину.
— Плед подай.
Приподняла другую подушку, чтобы и ему было удобно.
— Иди ко мне, Ян.
Он и не подумал спорить. Устроился рядом. Я положила голову ему на плечо. Теперь уже Дастарьян осторожно перебирал мои волосы. Я тихо млела от этой нехитрой ласки. Но когда его руки позволили себе осмелеть, отрицательно качнула головой.
— Нет. Мы с тобой и так достаточно всё усложнили. И в нашей истории, волей Судьбы, не двое, а трое героев.
— Что ты пытаешься сказать?
— Только то, что следующий ход за Льеном.
— Серафима рассказала мне о ведах. Ты ведь больше не подпустишь мужа к себе?
— Даже из соображений самосохранения. Я, знаешь ли, не сильно в это верила, решилась попробовать, желая поскорее закрыть насущный вопрос с наследником. А потом уж я бы нашла способ держать князя подальше от себя. Но это оказалось сильнее меня.
Я почувствовала, как напряглось под моей головой плечо Дастарьяна. Тяжело ему об этом слушать. Но пусть лучше всё знает.
— Первые две недели путешествия мы торопились и сильно уставали в дороге. Князь Льен довольно изнежен. А длительные поездки верхом изматывают. На постоялых дворах князя мало тянуло на постельные подвиги. Да и щепотка сонного зелья в его питье обеспечивала нам обоим здоровый спокойный сон. А вот в Соло Льен изволил проявить настойчивость. И я решилась пойти против своей природы, смирившись с неизбежным. Вот только всё во мне взбунтовалось, не желая прислушиваться к доводам рассудка. Меня скрутило так, что я ели успела добежать до умывальника. Приступ рвоты с трудом удалось остановить.
— И Льен решил, что всему виной твоя беременность?
— Ну, он всегда выбирает наиболее удобные для его самолюбия объяснения происходящему.
— Но допуская такую мысль, и учитывая, что ты до этого его избегала, Льен не мог не заинтересоваться, кто есть счастливый отец ребёнка?
— Ночь после зимнего бала князь Льен провёл в постели своей жены. И немного нужной травки обеспечило ему незабываемые по впечатлениям сновидения.
— А ты сбежала ко мне.
— Ну, да. Мы с тобой той ночью общались на конюшне. Вот только, к сожалению, мало смогли друг другу сказать, и ещё меньше услышать.
Быстрый виноватый взгляд Яна скользнул по моему лицу. Губы коснулись моих волос.
— Я вёл себя, как последний осёл.
Довольно хмыкнула, легонько потянула Дастарьяна за волосы, призывая его внимать мне дальше.
— Это мы уже выяснили, — не отказала себе в маленькой шпильке в его адрес. — Так что, скажем так, основания у Льена обрадоваться будущему отцовству были. А мне пришлось согласиться с его выдумкой о беременности, не говорить же, что вот так я теперь всегда стану реагировать на его близость. И потом, появился хороший такой повод держать князя от себя подальше, объяснив всё естественными недомоганиями. Он и не подумал роптать. Боялся навредить несуществующему ребёнку. Я даже виноватой стервой себя почувствовала. Вот только изменить уже ничего не могла. Пока мы с тобой не встретились, у Льена ещё был шанс получить от меня наследника. После, как оказалось, уже никакого.
— И что теперь?
— Говорю же, после приезда князя всё и решится.
И видя полное непонимание на лице Дастарьяна, пояснила.
— Ты мой. Не ускользаешь больше. Не отказываешься от меня. Моя сила растёт, если я чувствую себя счастливой. Моё счастье-это ты, Ян. Я теперь многое смогу. Но использовать Силу во зло нельзя. Если только защищаясь. Так что, судьба Льена в его руках.
Ян долго молчал, осмысливая услышанное. А я снова почувствовала усталость. Разговор измотал меня.
— Давай спать.
Ян чуть приподнял бровь в немом вопросе. Спрятала лукавую улыбку. Всепрощением я не страдала, и за мои переживания Дастарьяну предстояло расплатиться сполна.
— Ты же не против спать со мной в одной постели?
— Сегодня?
— Вообще-то, я надеялась, что всегда.
Улыбнулся. Но уточнил, нежно касаясь моих губ.
— Только спать?
— Именно, — с трудом, но не повелась на его ласку. — Твоя клятва Льену никуда ведь не делась.
Ян застонал, падая со мной рядом на постель.
— Вельда, я же свихнусь.
— Ты выдержишь.
— Мстишь?
— И это тоже, — не посчитала нужным скрывать.
И став серьёзной, добавила.
— С клятвами не шутят, Дастарьян. Ставки слишком высоки. Нельзя давать лишних козырей Льену в руки.
Глава 14.
Льен
Я вынужден был расстаться со своим чудом, оставить свой бриг и возвращаться в столицу по суше. Красавец «Стремительный» проведёт зиму в Соло. А весной, когда реки станут судоходными он придёт за мной в Райт.