Самое время? Мне вдруг стало так страшно, что я пошатнулся, подумав, предположив… Нет! Чушь, и нечего себя пугать, я не мог …не мог я выпить предназначенный Дастарьяну яд. Или мог? Холодная испарина выступила у меня на лбу, горло саднило и мучительно хотелось пить. Внутри меня разгорался пожар, внутренности скрутило в тугой узел. Да что же это со мной происходит?!
Ближе к вечеру прибыл посыльный, привёзший весточку с Гастской границы. Всё там у них образумилось: с хворью справились, порядок навели, виноватых в беспечности и лености наказали. На мой прямой вопрос о самочувствии канцлера, гонец только плечами пожал, мол, что ему сделается? Но послушно доложил, что его светлость ненаследный князь Дастарьян пребывает в добром здравии, и собирался в ближайшее время вернуться в столицу, но его в Видиче дела задержали.
Я тут же отправил другого гонца с приказом канцлеру и травнице Серафиме поторопиться с возвращением в Райт.
Всю следующую неделю я места себе не находил от снедающей меня тревоги и всё усиливающейся слабости, потерял аппетит, не выходил из своих покоев, часто проваливался в не приносящий отдохновения сон, не мог подолгу ни на чём сосредоточиться. Я всё ещё отказывался верить в напрашивающуюся причину моего нынешнего состояния. Хоть и сомневаться в том с каждым днём становилось всё сложнее. К моменту появления в моей спальне Серафимы я с трудом воспринимал происходящее, а в моменты редких просветлений прощался с жизнью, уже не надеясь подняться с постели.
— Выпей, — велела травница, поднося к моим обмётанным язвочками губам какое-то отвратительно пахнущее зелье. — Пей, не кривись, полегчает.
Закашлявшись я чуть не расплескал её вонючее пойло, но она удержала его и, не позволив мне отвернуться, твёрдой рукой влила лекарство мне в рот.
— Спи, — голос Серафимы едва коснулся моего меркнущего сознания. Я погрузился в целительный сон, и когда проснулся, чувствовал себя вполне отдохнувшим и даже бодрым.
— Что со мной было?
— Да, вот твои лекари, — Серафима указала на стоящих рядом с моей постелью княжеских целителей, — считают, что порча или яд, как сам думаешь, князь?
— Яд? — зацепился я за испугавшее меня слово.
— Вот и я думаю, кто бы посмел и кто бы смог? Княжеские дегустаторы все живы. Не сам же ты себя отравил, князюшка?
— Все вон, — потребовал я, садясь на постели. — Серафима, прошу, останься.
Холодная насмешка в глазах травницы меня бесила и пугала. Не любит она меня. Давно знаю. Как и то, что никогда не стану с ней воевать, себе дороже выйдет. Мой отец, на что властным, нетерпящим своеволия правителем был, а и он признавал за Серафимой право поступать, как ей заблагорассудится. И никогда травнице ничего не приказывал. А просить о помощи не раз просил.
И я сейчас о помощи молить стану. Может сжалится? Серафима больным никогда не отказывает.
— Ну что, князь, догадался, что с тобой приключилось?
Пытливый осуждающий взгляд впился в меня, выворачивая душу наизнанку.
Я кивнул.
— Сок цикуты? — усмехнулась травница. — Не ошибаюсь?
— Он, — выдохнул я. — Поможешь?
— А зачем пил? Неужто жизнь весёлая княжеская так опостылела? У сока цикуты нет противоядия. Не знал?
— Знал. Не понимаю, как так вышло. Не собирался я его пить.
— Говоришь, что пить не хотел? А кого тогда этой смертоносной дрянью решил попотчевать?
Я опустил глаза. Угроза в голосе Серафимы была настолько явной, что мне с трудом удалось справиться с паникой.
— Да, я…случайно вышло. Сам не знал, что отравился, не сразу понял, что со мной. До последнего сомневался. Если бы не ты…
— Не юли! — потребовала травница, разглядывая меня как мерзкую букашку. — Будешь лгать, уйду.
— Нет, ты не можешь меня бросить. Ты должна мне помочь. Отец говорил, ты всё можешь, даже смерть тебе подвластна.
— Князь Рдын ошибался. Иногда и я бываю бессильна. Он сам — тому пример. Вот и в твоём случае, не меня ты о помощи просить должен. Я дам тебе время всё осмыслить, и не более. Выпей, — Серафима снова протянула мне тот ужасный на вкус и запах напиток. И когда я безропотно его выпил, сказала, — У тебя есть трое суток. Я пока останусь во дворце. Думай, Льен. Решай.
За что мне это? Отец! Ты, ты во всём виноват. Ты и твой бастард, которого ты притащил во дворец, из которого воспитал правителя. Дастарьян, предатель, отобрал у меня всё.
А моя жена? Зачем ты, отец, связал меня с ней? Кто тебя надоумил женить сына и наследника на ведьме? За что же ты меня так ненавидел? Мать мою жизни лишил, а теперь и меня.
Ненавижу! Как же я вас всех ненавижу.
Вспышка злости иссушила меня. Перед глазами всё поплыло, и реальность растворилась в радужном тумане. С трудом поднявшись с постели, я выпил оставленный Серафимой на столе отвар. Это было не то мерзкое пойло, которым она привела меня в чувство. Просто какой-то пряный травяной отвар, довольно приятный на вкус.
Стало немного легче. Я опустился в стоящее у окна кресло и, прикрыв слезящиеся от света глаза, задумался, взвешивая свои шансы выжить. Что-то ведь можно ещё сделать, иначе травница не стала бы со мной возиться. И почему она не позволила мне умереть? Я ведь уже почти ушёл в небытие. Зачем Серафима вмешалась? Для её драгоценного внучка и моей жены-ведьмы разве не желанна моя смерть?
Что-то я в сложившемся раскладе не понимаю. Мой уход за грань бытия всем развязал бы руки. Особенно теперь. Я же сам объявил о том, что моя супруга в тягости. Самое малое, Дастарьян станет регентом при новорожденном ребёнке. Он женится на моей вдове. А если княгиня родит не сына, а дочь, преспокойно станет править Радежем уже от своего имени. И будет в своём праве. Князь Рдын ведь Даста усыновил. Никто не посмеет роптать. Да и уважают братца и знать, и армия. Князю Дастарьяну есть на кого опереться.
Тогда почему? Зачем вмешалась Серафима? Чего от меня ждёт? Кому я нужен живым? Может Вельдаре?
Мысли о жене заставили меня напрячься, борясь со вновь всколыхнувшейся ненавистью. Яд в бокал я добавил сам. А выпить его меня заставила она. Проклятая ведьма, и как она могла заметить? Всё поняла и безжалостно меня подставила. А сама добровольно отправилась в монастырь. Предательница. Дрянь. Стерва. Грехи решила замолить? Или создать о себе благоприятное впечатление? Зачем ей смущать умы граждан Радежа подозрениями? Когда муж ушёл к предкам, её ведь рядом не было. Святая обитель самое лучшее прикрытие.
Я думал, что обманул княгиню. А сам отыграл её задумку. Всё по Вельдариному вышло. Ведьма! Ведьма… А с ними связываться нельзя. Снова я не прислушался к словам своего родителя. И теперь обречён. Но умирать так не хочется!
Вельдара? Только она способна мне помочь. Если захочет. Для чего-то же я ей ещё нужен? Но сам не пойму. Нужно ехать в Тихую обитель к княгине. И умолять. Или требовать. Это уж как пойдёт, как карта ляжет.
Моё решение посетить святую обитель ни у кого из придворных не вызвало удивления. Привыкли уже за последний год. А тут ещё и хворь непонятная меня измучила. К кому, как не к Богам, за помощью обращаться?
Дорогу я осилил только благодаря Серафиминым зельям. И то, в карете ехать пришлось. Настоятельница мне обрадовалась. А вот следы болезни на моём посеревшем лице сильно её встревожили. Сестра Мирана до того, как пришла в обитель была целительницей. И не из худших. Да и в монастыре никогда не гнушалась отказать помощь нуждающимся. Мать мою она тоже лечила, и не только от телесных недугов, но и от расшатанных нервов и от затяжного уныния.
Сестра-настоятельница распорядилась о том, где нас можно разместить. И ушла, увлекая за собой Серафиму. Меня проводили в покои, освобождённые Дастом. Он перебрался в комнату рядом с моей, не столь удобную, но князю князево. С тем никто спорить не пытался.