На другой день, ровно в восемнадцать ноль-ноль, я подъехал к Александро-Невской лавре и остановился, немного не доезжая до ворот, правее стоянки такси. И почти сразу увидел, как к моей машине идет эта женщина. Она была в темных очках и в куртке, с сумкой через плечо. Невысокого роста, с черными распущенными волосами. Молодая. Если будет необходимо, я могу описать ее портрет более подробно. Зрительная память у меня тоже отличная, я почти всех своих пассажиров очень долго помню. Она села ко мне в машину, на заднее сиденье. Поздоровалась. Потом сказала: «Густав говорил мне о вас как об очень отзывчивом человеке. Это большая редкость в наше время, каждый из нас слишком занят самим собой, не правда ли?» Я промолчал, только пожал плечами. Мне все больше не нравилась эта история. Лучше бы они оставили меня, в покое. Я ведь не напрашивался на эти знакомства. «Я рассчитываю, что по отношению ко мне вы будете не менее отзывчивы, чем по отношению к Густаву, — сказала она. — Меня зовут Гизелла». — «Очень приятно, — это я ей так ответил. — Куда ехать?» Она назвала адрес. Проспект Ветеранов и номер дома и корпус — все, как положено. Еще она меня спросила, мол, не сержусь ли я, что она меня побеспокоила. Я ответил, чего ж мне сердиться, такая наша работа, чтобы обслуживать пассажиров. А у самого у меня все время одна мысль в голове вертелась, все время я думал: почему она первый попавшийся мотор не могла взять, почему именно я ей понадобился? Очень меня эта загадка беспокоила, она и сейчас меня беспокоит. Разговор у нас, пока мы ехали по городу, шел по пустякам. Она сказала, что уже четвертый раз приезжает в Ленинград и что город наш ей очень нравится. Спросила, бывал ли я в Италии, — мол, если доведется приехать, она моим гидом будет, отплатит мне за любезность. Ну и так далее, в том же роде. Когда приехали мы по указанному адресу, я подвез ее прямо к парадной. Это третья парадная от угла, я точно запомнил. Дом пятиэтажный, блочный. В какую квартиру она поднималась, я не знаю. Только вернулась она очень скоро, в руках у нее была папка зеленого цвета, обыкновенная картонная папка с тесемками. Я еще обратил внимание, что папка какая-то очень потрепанная, старая. Папка была набита какими-то бумагами. Гизелла вынула из сумки полиэтиленовый мешок с надписью «Березка» и положила папку в него. После этого я отвез ее в гостиницу «Ленинград». По дороге она утоптала меня сигаретами, шутила и смеялась. А когда мы приехали к гостинице, дала три рубля чаевых. Я хотел отказаться, но она не взяла их обратно. «Мужчине вашего возраста, Николай, всегда пригодятся лишние деньги», — сказала она. На этом мы и расстались.
Вот и все, о чем я могу сообщить. Прежде чем обратиться к вам с этим заявлением, я думал целую ночь. Я понимаю, что сам виноват в том, что потерял бдительность и, возможно, стал как бы игрушкой в руках иностранных граждан. Но я не хочу, чтобы так продолжалось дальше. За свою вину перед государством, если такая есть, я готов понести наказание по всей строгости закона, но зато совесть моя будет чиста.
2
— Итак, Гизелла Штраус, вы утверждаете, что эта папка и находящиеся в ней печатные материалы вам не принадлежат?
Она молча скользнула взглядом по зеленой потрепанной папке, которую держал в руках таможенник.
— Я вас правильно понял?
— Да, правильно. Это не мои вещи.
— Каким же образом тогда они оказались в вашем чемодане?
— Видите ли... Незадолго до нашего отъезда возле отеля ко мне подошел человек... молодой мужчина... и попросил меня взять с собой эту папку.
— С какой целью?
— Он просил меня передать ее в какое-либо издательство.
— И вы согласились?
— Разумеется. Почему бы не оказать человеку услугу?
— Тем не менее в таможенной декларации вы заявили, что в вашем багаже нет вещей, принадлежащих другим лицам. Почему?
— Я просто забыла. Не придала значения.
— Знакомы ли вы с содержанием тех материалов, которые находятся в этой папке?
— Нет.
— И вас это не интересовало? Вам было неважно, что именно вы везете?
— Нисколько. Человек, который передал мне эту папку, был похож на сумасшедшего. Знаете, бывают такие полусумасшедшие сочинители.. Я была уверена, что в этой папке какая-нибудь... как это говорится по-русски?.. галиматья...
— Тогда, с вашего позволения, мы, может быть, все-таки посмотрим, что в этой папке?
Она пожала плечами:
— Пожалуйста.
Молча следила, как таможенник развязывает тесемки. Он перевернул первый — чистый — лист, взял следующий, прочел вслух, медленно и отчетливо:
— «Я убежден, что шпионаж военный или шпионаж промышленный в наше время занятие нестоящее, даже смешное и нелепое. Это явный анахронизм. И правда, в эпоху, когда спутники кружат над планетой, заглядывая в любые, самые укромные ее уголки, глупо рисковать головой только ради того, чтобы переснять чертеж какого-нибудь прибора или нарисовать план расположения воинской части. Честно говоря, все это мне кажется ребячьей игрой, детской забавой. Нынче иное время. Иное время требует иных средств. Вот я и хочу предложить их.
Я — сторонник шпионажа морально-психологического и главные свои надежды в борьбе против коммунистического режима возлагаю на то, что я предложил бы называть «морально-психологическим террором». Вот оружие, которым можно расшатать и разрушить любую крепость. Надо только уметь им пользоваться. Свои соображения о формах и методах подобного террора применительно к Советскому Союзу я и хочу изложить в данной рукописи...»
Таможенник оборвал чтение:
— Мне кажется, достаточно. Что вы скажете теперь?
— Я не настолько хорошо знаю все тонкости русского языка, чтобы досконально понять и оценить смысл того, что вы прочли...
— Однако, надеюсь, ваших знаний русского языка все-таки достаточно, чтобы понять, что записи эти носят характер, враждебный нашей стране?
— Возможно. Но я ведь не имела об этом никакого представления. Я говорю, этот человек был похож на сумасшедшего. Какая-то нелепая история!
— Может быть, вы все-таки скажете, чья это папка? Кто вам ее передал?
— Я уже сказала. Этот человек мне совершенно незнаком. Он подошел ко мне возле отеля. Если бы я могла догадываться, я бы...
— Ну что ж. Тогда нам придется изъять у вас эту папку. Сейчас будет составлен акт, не откажите в любезности подписать его.
— Пожалуйста, и поверьте мне, я крайне сожалею...
В глазах таможенника промелькнула усмешка. Казалось, он собирался что-то сказать, но в последний момент передумал, сдержался и принялся молча составлять акт.
3
— Ваша фамилия?
— Антоневич. Валерий Григорьевич Антоневич.
— Год рождения?
— Сорок первый.
— Национальность?
— Русский.
— Образование?
— Высшее.
— Партийность?