Всё же, однако, мы продолжали по вечерам сходиться у хозяйки, за чайным столом. Это были уже далеко не такие весёлые вечера. Анна Григорьевна не замечала наших новых отношений, но мы оба смотрели как-то исподлобья, между собой не разговаривали, а обращались только к ней.
Однажды мы застали её и мать в каком-то странном настроении. Не было никаких определённых признаков какого-нибудь события, но чувствовалось какое-то волнение, слегка приподнятый тон. Анна Григорьевна была одета в светлое платье, на груди у неё красовалась приколотая роза. Капитан был здесь, по-прежнему покуривал папиросу, но сидел не с матерью, а с девушкой.
— А вы знаете, — обратилась к нам мать Анны Григорьевны, — у нас сегодня новость!
— Новость? Какая? — спросили мы оба.
— А вот, капитан сделал Анненьке предложение.
— Да?
— Да, и через две недели наша свадьба! — очень весело ответила сама Анна Григорьевна.
Оба мы не сразу откликнулись на это известие Потом, однако, Буйнов, овладев собою, первый поднялся и поздравил обеих хозяек. Я сделал тоже самое.
Мы просидели у них недолго и, сверх обыкновения, вернулись в свою комнату часов в десять. Я сел в кресле у стола, Буйнов поместился на диване, и мы помолчали минут двадцать. Потом он как-то нервно схватился и стал ходить по комнате. Затем вдруг остановился, взял стул и сел тоже около стола, рядом со мной.
— Послушай, — сказал он, — у тебя есть что-нибудь?
— То есть, это ты насчёт денег?
— Ну, да, какие-нибудь пустяки…
— Ты что же, хочешь купить яду? — промолвил я, нисколько не скрывая ироническую усмешку.
— А ты, может быть, сам на это рассчитываешь?
Мы помолчали с минуту, но потом вдруг как-то неожиданно для обоих вдруг рассмеялись друг другу в глаза.
— И после этого разве мы не идиоты? — сказал Буйнов.
— Почти! — отозвался я.
— Так есть у тебя?
— Найдётся. Я вчера ещё заложил цепочку от часов… Видел фунт конфет? Ещё тебя: Анна Григорьевна угощала… Так у меня осталось около полтинника.
— Так знаешь, пойдём выпьем по кружке пива…
Мы оделись и вышли. Неподалёку от нас был маленький ресторанчик, куда в прежнее время мы заходили нередко, пиво здесь было дёшево, и всегда можно было встретить кого-нибудь из товарищей. И теперь нашлось здесь человек пять. Всем уже было известно, что мы решились разъехаться, и наше появление вдвоём и то обстоятельство, что мы сидели за одним столом и чокались нашими кружками, конечно, обратило на себя общее внимание.
— Что же это?.. Вы уже не переезжаете? — спросили нас.
— Нет, переезжаем, — ответил Буйнов.
Я посмотрел на него с изумлением.
— Ну, да, переезжаем… Завтра будем искать комнату.
— Общую? — спросили его.
— Ну, да, разумеется…
На другой день хозяйка явилась к нам с извинениями. Дело в том, что капитан должен был скоро переселиться в нашу комнату, и мы должны были её освободить.
Прошла ещё неделя; мы с Буйновым нашли себе новую комнату, совсем маленькую, на пятом этаже, с ходом через кухню, невзрачную, тесную, неуютную. Мы платили за неё вдвоём девять рублей.
— Да, брат, теперь придётся месяцев пять ютиться в этой пещере, пока не выкупим всё, что мы с тобой заложили ради прекрасных глаз Анны Григорьевны! — говорил Буйнов.
Больше мы с ним не ссорились и остались хорошими приятелями навсегда.
1899