Песковой взял Игоря за руку, посмотрел на часы и приложился к ним ухом.
— Дадут пару котелков.
Игорь выдернул руку.
— Не продаются.
Никольский приподнял бровь.
— Почему? От дамы сердца? Так-так.
— Возьми в долг, — сказал Песковому Женька. — Скоро рассчитаемся.
— На железной дороге, от Москвы до самого Курска, все забито. Эшелоны, эшелоны, эшелоны, — рассказал он, когда Песковой ушел к дружку из бригадного продсклада, куда он обычно носил трофеи. — Очень много катюш. И особенно противотанковых пушек.
— И здесь видно, что будет дело, — сказал Тарасов.
— Ура! Ура! Ура! — заорал Женька.
— Радуешься? — сердито спросил Сазонов. — Чему радуешься?
— Хоть чему! — Женька сегодня, видно, совершенно разболтался. Женька бегал вокруг них, сбивая пилотки, дергая за воротники, уворачивался от рук и хохотал, как сумасшедший. — Мхом заросли! Заспались! Не солдаты, а слюнопускатели! Бадяга даже ушами не шевелит. — Женька подошел к Бадяге. Бадяга смотрел на него, сбычившись, цедя сквозь зубы:
— Я тебя ужо! Я тебе надеру одно место, соплюшник.
На Женьку это не подействовало.
— Бадяжка, родименький, — канючил он, — ну пошевели ушками, ну пожалуйста, ну что тебе стоит? Хотя бы ради приезда Игоря…
— Уймись, пацан! — оборвал его Сазонов.
— Ну, пожалуйста…
Бадяга грузно вскочил, но Женька помчался по поляне.
— У, никроба! — просипел Бадяга и погнался за Женькой.
Никольский, посасывая погасшую трубку, следил, как Женька мелькал между деревьями и как, нагнувшись, ровно бежал за ним Бадяга.
— У ребят кафар.
— А у тебя? — спросил Игорь.
Никольский согласно кивнул и обнял его за плечи.
— Держись. Если накатит, тебе будет труднее. Ты — свежий.
Загнанный Женька выскочил из лесу, побежал к ним, но споткнулся. Бадяга, не дав ему упасть, схватил его за гимнастерку и вздернул в воздух.
— У, никроба поганая!
— Ай! Пусти! Игорь! — визжал Женька.
Бадяга тряс его так, что у Женьки стучали все косточки.
— Отпусти! Хватит! — крикнул Игорь.
Бадяга зажал Женьку левой рукой, правой отстегал его и на закуску довольно сильно дал по шее.
— Иди! В другой раз так дам, что…
Женька шел прихрамывая, растирая шею и ягодицы. Губы у него дрожали, а глаза были мокрые.
— Так тебе и надо, — сказал ему Игорь.
Женька лег рядом с ним на живот.
— Ну чего? Чего ржете? Да ну вас всех!
Потом Женька тоже захохотал и прочел стишок:
— Это кто же такая пери? — спросил насмешливо Никольский.
Санька ввела в комнату высокого старого военного.
— Наташа, к тебе.
Она не встала. Ей надо было бы встать, она даже приподнялась, но воли хватило только на то, чтобы сказать:
— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.
Военный больно пожал ей руку.
— Здравствуйте. Вы Наташа Глебова? Я представлял вас другой.
Санька дернула плечами.
— Она и была другой. Такой ее сделал ваш…
Она взглядом сказала Саньке: «Молчи, пожалуйста. Ну помолчи же!»
— Да, я Наташа Глебова. Но… Не хотите ли чаю?
Военный откашлялся, выдвинул стул, развернул его и сел к ней вполоборота, далеко вытянув ногу.
— Спасибо, нет. Вот видите — прошел пустяки, а нога разболелась. У вас можно курить? Благодарю. — Санька взяла с рояля пепельницу и поставила на стол у локтя военного. — Так вот, Наташа. Рядовой Кедров…
Душа ее забилась жалобно и беспомощно.
— С ним что-то случилось? Ну говорите же!..
— Успокойтесь, — быстро перебил ее военный, — с Кедровым ничего не случилось. Честно говоря, я ничего о нем не знаю. В госпиталь — я комиссар этого госпиталя — он не писал и вряд ли напишет. Так что вы о нем, очевидно, знаете больше.
— Он проехал Сухиничи. Оттуда была открытка. И все. А почему он вас интересует?
Комиссар, подняв лицо, пустил дым к потолку.
— Дело в том, что он принес очень дорогой портсигар, а от Громова нам стало известно, что этот портсигар…
— Жри гарнир! — крикнул Перно.
Санька сердито опустила на клетку колпак.
— Дурацкая птица! Извините.
— Вам не скучно, — сказал комиссар, усмехнувшись. — Так вот, Наташа. Вы подарили Громову портсигар. Он нужен был для операции.
— И когда ему операция? — спросила она.
Комиссар трубно высморкался в отглаженный платок, откашлялся, взял из пепельницы папиросу и пустил дым к полу, в сторону балкона.