— Спи и ты. Еще ночь. — Девушка хотела было сесть, но он удержал ее. — Спи, тебе говорят.
Девушка все-таки села.
— Не надо так грубо.
Тогда он приподнялся, неожиданно для нее поцеловал ее в щеку — девушка отпрянула, но он сразу же смирно лег и закрыл глаза.
Девушка сидела, сидела, потом, плотно завернувшись в палатку, легла, и он совсем рядом чувствовал ее плечо и бедро. От этого заснуть было трудно, но перед Калязиным ей пришлось его расталкивать.
С вокзала они шли вместе и почти не разговаривали, наполненные необычным для каждого чувством, которое пришло к ним ночью в грохочущем, набитом людьми вагоне. Ночь протянула между ними какие-то нити, и их нелегко было сразу порвать, хотя, они знали это, они должны были расстаться.
Калязин оказался городком с одноэтажными домиками, с кирпичными тротуарами — между кирпичей росли подорожники и трава, — со скамеечками у заборов. На скамейках, наверное, по вечерам сидели старики, а ночью парочки.
— Вон Волга, — показала Наташа в переулок.
— Широкая какая, — сказал Игорь. — Ты посмотри, какая она широкая здесь!
— Пойдем к ней. Ты не спешишь? — предложила Наташа.
— Нет, — ответил он. — Что теперь спешить? Я приехал. Я в отпуску. Понимаешь? Отпуск даже начинается только завтра.
— Понимаю. Я очень рада за тебя.
Игорь посмотрел на нее внимательней, но она, кажется, действительно была рада за него.
— Сейчас, — сказал Игорь. Он остановился. — Мне надо войти в обстановку, то есть привыкнуть. — Он посмотрел вокруг себя. — Так-так-так! Частей вроде нет. Значит, нет и патрулей. Чего ты смеешься? Я сказал какую-нибудь глупость? Нет! Тогда какого же че… тогда чего же ты смеешься? Ты, как Женька.
— Какая Женька? — быстро спросила она, сразу же перестав смеяться.
— Не какая, а какой. Есть у нас один парень.
— На фронте?
— Да. Пойдем к самому берегу. Пойдем?
Они прошли через центр города, через пересекающиеся улицы, на которых стояли приземистые особняки. Когда-то в них жили купцы, отправлявшие по Волге лен, теперь на их обшарпанных стенах висели четырехугольные стеклянные вывески учреждений.
В Волге, метрах в полутораста от берега, стояла колокольня. На ней, на шаре, был крест. И шар, и крест были золотые. С берега хорошо виднелись лестницы и полуколонны колокольни, которые подпирали верхние этажи. В окнах. конечно, не было ни стекол, ни рам, а из самого верхнего этажа торчала стальная труба, необычная для колоколен. Как он потом узнал, до того как эта колокольня оказалась в воде, с нее спускались на парашюте. Парашют прикреплялся к трубе, человек стоял на последнем этаже, надевал лямки, повисал под парашютом, инструктор отцеплял парашют от трубы, и человек опускался. Чтобы парашют не относило, он кольцом скользил по веревке.
— Там лес. Я так давно не была в лесу — Наташа вздохнула.
— Потом можно будет съездить, — предложил Игорь.
— А лодка?
— Лодку достанем.
— У тебя будет время для этого?
— Будет. Времени будет много.
— А если мама захочет, чтобы ты был все время с ней?
— Она поймет, что я не маленький.
— Так хорошо, что не хочется уходить.
— Мне тоже.
— Давай посидим на тех бревнах.
— Давай.
Было хорошо идти за ней по чуть влажному уступающему ноге песку, идти не торопясь, и смотреть на нее, или на синеющий далекий бор, или в воду у берега и видеть, как шарахается с мелководья плотва.
Они сели на бревна. Он достал табак и обрывок газеты.
— Не надо курить, — попросила она. — Здесь так чудно пахнет!
— Ладно, — согласился он.
— Что ты будешь здесь делать? — спросила она.
— Не знаю. Спать. Купаться. Может, ходить на рыбалку. Может, надо матери помочь. Дров заготовить, еще что-нибудь.
— Ходить в кино?
— Ходить в кино.
— И на танцы?
— И на танцы. Я не особенно хорошо танцую. Читать книги. Если бы это было в моем городе, я бы встретил знакомых. Здесь я никого не знаю.
— И тебе будет скучно?
— Может быть. Наверное, будет. Тебе не скучно в Москве? Хотя в Москве, наверное, не скучно.
— Мне не скучно. Есть подруги. Я буду вспоминать, как ехала сюда.
— Тебе понравилось?
Она помолчала.
— Вообще — да. Было интересно. Интересные люди, — добавила она. — Особенно тот усатый. Помнишь, как ему в сапог налили воды? Но он вообще хороший человек, правда?
— Может быть.
— Он добрый.
— Не знаю.
— У тебя хорошие товарищи на фронте?
— Ничего.
— Вы, наверное, там все очень дружны.
— Мы об этом не думаем.