Он посмотрел на военкома, потом на лейтенанта.
— Это ваше?
Лейтенант покачал головой и показал глазами на военкома.
— Не твое дело, — обрезал военком. — Меряй.
Он приложил к плечам гимнастерку, взял концы брюк и распахнул руки.
— Точно, — сказал лейтенант.
— Сапоги какой размер? — спросил военком.
— Сорок первый, — ответил он.
— Это сорок второй. Держи. И фуражку. Забирай остальное, Васильев. — Лейтенант сгреб в мешок белье, полотенце, еще какую-то мелочь. Свободен, Васильев. — Лейтенант вышел.
— Если это обмундирование лейтенанта, я даром не возьму — сказал Игорь.
Военком разозлился.
— Что? Это почему же ты не возьмешь? Кто ты такой? Ну, отвечай.
— Я — Кедров.
— Кто? Кедров? — переспросил военком. — Дома на печи ты Кедров. Здесь — рядовой Кедров.
— Знаю, — сказал он тоже сердито.
— Ну, так и помалкивай, когда тебя не спрашивают.
— Есть.
Военком, услышав это «есть», успокоился.
— Мешок оставил один офицер, — пояснил военком. — Послать его мы не сумели — нет адреса. Мешок бесхозный, ничей. Куда его девать? Отправить в облвоенкомат? Еще присвоит какой-нибудь прохвост. Взять себе и пропить? Стыдно.
— Могли бы отдать кому-нибудь.
— Вот я тебе и отдаю его. Не потому, что ты мне брат, сват или еще кто-то, а потому, что не хочу, чтобы гвардеец в отпуску ходил как дезертир. Исправляю ошибку, которую сделало твое начальство.
— Была спешка, товарищ подполковник, — еще раз сказал он. — Начальство не виновато. — Мне бы дали все, не офицерское, конечно, но солдатское новое дали бы. Просто никто не подумал об этом. Не было времени подумать.
— Зато оно есть у меня. — Военком постучал пальцем по больной руке. — Три месяца, как у меня много времени. Не считая четырех, которые я провалялся в госпитале.
— А если придет тот офицер? Или напишет?
— Два месяца не едет, не пишет — значит, махнул рукой, — сказал военком. (Военком знал, что офицер этот уже никогда и никуда не приедет и не напишет. Офицер был убит, и вещи его пришли в военкомат, где он призывался, потому что у офицера не было семьи. В части думали, что здесь могут быть какие-нибудь его родственники, но офицер был детдомовец, и родственников у него не было). — В бане был?
— Вчера. В санпропускнике.
— Иди к лейтенанту, переоденься. Свое обмундирование отдашь ему — может, на облвоенкомата запросят, я для счета вышлю.
— А если ко мне придерутся?
— Кто?
— Первый же патруль. Рядовому не положено шерстяное обмундирование.
— Не положено в том смысле, что его не дают рядовым и сержантам. Но нигде, понимаешь, нигде не записано, что русский солдат не имеет права ходить в шерстяном обмундировании. На этом и стой. Понятно?
— Понятно. А если все-таки придерутся?
— Говори, что тебе подарили, что я тебе подарил. Без подробностей насчет офицера. Патрулям нечего знать подробности. Переоденься, пришей нашивки за ранения, нацепи знаки. Спроси у лейтенанта, может, найдется пара погон получше. Зайди потом, покажись.
— Есть.
Внизу у лейтенанта он пришил нашивки, прицепил гвардейский знак, медаль и ордена. Лейтенант раздобыл пару новых погон и помог их приладить.
— Ты прямо картинка, — сказал лейтенант. — Жаль — здесь нет трюмо.
Он видел, как лейтенант завистливо посматривал на орден: лейтенант выпустился из училища совсем недавно, и на гимнастерке лейтенанта не было даже пустякового значка, и Игорь подбодрил его:
— Вас здесь долго не продержат. Когда мы отходили во второй эшелон, в батальоне половина взводов была без офицеров.
— Я подал рапорт, чтобы меня перевели в действующую, — сказал лейтенант. — Ответа пока нет. На бархотку, чисти сапоги.
— Придет. Вас — на фронт, сюда — еще какого-нибудь.
Он поднялся к военкому и доложил улыбаясь, что приказание выполнено.
— Вот это да! — Военком, довольный, ходил вокруг него.
— Вот это солдат в отпуску! Теперь гуляй, Кедров.
— Рядовой Кедров, — поправил он.
Военком сел за стол.
— Ну, шагай. Свободен.
— Спасибо вам, товарищ подполковник, — сказал он уже у двери.
— Не за что. Тебе спасибо за полковничка. Думаешь, эти тряпки да сапоги стоят того, что ты сделал?
— Не знаю. — И добавил: — Я на тряпки это дело не мерил.
Военком, как учитель в классе, поднял палец.
— Только не заносись и, самое главное, не напивайся. Пей, конечно, но в меру, по-людски. Как не выпить, раз вырвался в отпуск! Но не напивайся, не теряй человеческого лица. Фронтовикам много прощается, да не все. Если что, заходи.