— Они имеют право на все.
— Как я узнаю тогда о тебе?
— Дай адрес, я напишу. Ты придешь, и мы что-нибудь придумаем. Но они не оставят.
— Ты сделаешь все, чтобы не остаться?
— Да. Все.
Она погладила его раненое плечо.
— Иди. Я буду ждать тебя.
Ему удалось, не задерживаясь, пройти мимо вахтерши. На ее вопрос «Куда вы?», он бросил: «К главврачу». В этом госпитале никто не прыгал на костылях, никто не слонялся по коридору, убаюкивая загипсованную руку. У раненых, которые попались ему, были забинтованы головы.
Он остановил одного. У этого вместо правого глаза была черная лента с черным кругляшком. Лента была надета поверх повязки, похожей на чалму.
— Слушай, где у вас тут главврач?
— На втором этаже. По левой стороне в конец, — объяснил одноглазый. — У тебя курить есть?
— Есть.
Одноглазый взял из коробки не одну, а две папиросы.
— Пойдем, проведу.
Одноглазый заглянул в замочную скважину.
— Там? — спросил Игорь.
— Там, — ответил одноглазый. — Снимает стружку с Зинки. Застал вчера с одним парнем в углу. Черт старый, жалко ему, что ли? Подождем.
После того как из кабинета не вышла, а вылетела Зинка, он постучался и услышал раздраженное «Да-да». В кабинете он доложил:
— Товарищ главный врач, рядовой Кедров, находясь в отпуску, попал под бомбежку, и немного зацепило.
Главврач рассматривал его, как непонятное явление.
— Говорите, зацепило? Слегка?
Этот сухой, длинный, с лицом козла главврач, видно, не очень хотел дать ему справку. «Не повезло», — подумал он. Лучше бы он пошел в другой госпиталь. Но кто знал?
Врач дал ему с вешалки халат.
— Накиньте и следуйте за мной.
В перевязочной сестры ловко сняли с него гимнастерку и майку, разбинтовали плечо и промыли рану перекисью водорода. Перекись пузырилась и приятно щекотала рану. Рана была чистой и розовой, без гноя.
— Где и когда вас ранило? — спросил врач.
— Позавчера на станции Гадово.
— Как вы попали в Москву? Сошли с санпоезда?
— Нет. С такими ранами на санпоездах не возят.
— Почему вы не остались в Гадово? Там есть госпитали.
— Не знаю, — сказал он, я ехал в Москву, поезд попал под бомбежку, меня перевязали, и я поехал дальше.
— Вам дали справку, что вы были ранены в Гадово?
— Нет.
— И вы пришли к нам за ней?
— Да, — ответил он и добавил: — Кто-то же должен меня лечить.
— Должен. Кстати, почему на вас офицерское обмундирование? Где вы его взяли?
«Начинается, — подумал он. С этим обмундированием у меня еще будет столько приключений… Нет, этот врач никакой справки не даст, — решил он. — Черт с ней, только бы вырваться.»
— Мне его подарили.
— Странный подарок.
Он не ответил.
— Что сделала вам сестра там, в Гадово, до перевязки?
— Ничего. — «У них у всех тут повреждены головы», — подумал он. — А почему она должна была что-то сделать со мной?
Главврач шепнул сестре. Она погремела у шкафчика склянками и вернулась со шприцем.
Он протянул здоровую руку. Игла была острой, не то что в полевых госпиталях, где их не успевают точить, и они не втыкаются, а порют тело. Сестра сделала, наверное, не одну тысячу уколов: он даже не поморщился.
— В Гадово мне тоже сделали укол. От столбняка.
— Ну вот, а говорите, что вам ничего, кроме перевязки, там не делали.
— Мне его сделали после перевязки. Я сам сказал сестре, что, если человека ранят, надо сразу же сделать укол от столбняка.
— Она должна была сделать укол до перевязки.
Врач показал на халат.
— Надевайте. А вы, сестра, найдите Николая Николаевича и попросите его обязательно, — он интонацией подчеркнул это слово, — зайти ко мне. Готовы?
В кабинете ему пришлось ответить на целую кучу вопросов. Некоторые вопросы были нелепыми, но он подумал, что в госпитале для людей с поврежденными черепами могут спрашивать, что угодно.
Он ответил, когда попал в армию, где служил, в каких госпиталях лежал раненым, назвал командира корпуса, бригады, своего батальона, роты и тех командиров взводов, которых помнил. Эти вопросы были ничего, дурацкими были другие.
— Не помните, какая фамилия была у пушкинской Татьяны? — главврач давал ему всего секунду на обдумывание. — Не помните, значит. Как назывался Куйбышев до революции? Сколько стоили ириски до войны? В каком классе начинали учить анатомию?
Наконец дверь отворилась, и в кабинет вошел высокий и худой человек в халате. Под халатом проступали погоны. Игорь облегченно вздохнул: с военным легче было договориться. Он встал, отдал честь и остался стоять.