В ресторане неожиданно оказалось много народу, и им пришлось подождать. Андрей Николаевич дважды уходил на служебную половину и вел там переговоры. Вернувшись второй раз, он заговорщически подмигнул:
— Все в порядке.
Метрдотель провел их в конец зала к столику в нише. Такие столики с диванами со стороны стены и мягкими стульями по другую сторону стояли вдоль стен. Диваны были полукруглые и удобные.
Наташа села на диван и потянула его за собой. Андрей Николаевич сел на стул.
Ему понравились места — спина его была прикрыта стеной, и он от этого чувствовал себя спокойней.
Андрей Николаевич кивнул официанту на пару свободных стульев.
— Уберите пока.
Официант подал им меню и унес стулья.
Андрей Николаевич передал меню Наташе.
— Что будем есть?
— А какая программа? — спросила Наташа.
— Программа максимум.
— Очень хорошо. Давно не было такой программы.
Андрей Николаевич весело потер руки.
— Ну, ребята, не теряться.
Наташа подняла глаза к потолку и прочитала там свой заказ:
— Крабы — можно двойную порцию? Хорошо! Бифштекс, соус пикан, сыр, один эклер и плитку мокко. Можно мокко?
Андрей Николаевич ответил ей очень серьезно, но глаза его смеялись.
— Сегодня можно. Сегодня тебе все можно. Что будешь ты, Игорь?
Меню было на трех языках, но он не стал читать его.
— Что здесь есть?
— Много всяких вкусных вещей, — сообщила Наташа.
— Я буду есть то, что и вы, — сказал он Андрею Николаевичу.
— А пить?
— Я бы выпил рюмку водки. Даже две.
— Шампанское, — сказала Наташа. — Полусухое.
Андрей Николаевич подозвал официанта. Официант вынул блокнот и карандаш.
— Три салата, три крабы — один крабы двойная, две селедочки по-деревенски, один бифштекс, соус пикан, два по-гамбургски, кофе всем, два эклера, графинчик и бутылку полусухого. Остудить и то, и другое.
— Плитку мокко, — добавила Наташа.
— Мы не выходим из бюджета? — спросил Андрей Николаевич.
Официант достал из кармана талоны и деньги, которые дал ему на служебной половине Андрей Николаевич, и прикинул глазом.
— Пока нет. Если не продолжите заказ.
— Возможно, и продолжим, но порох у нас есть. Постарайтесь быстрей. Мы не останемся в долгу.
Официант служебно улыбнулся.
— Это я знаю. До войны вы у нас бывали, изредка бываете и сейчас. Мы помним настоящих гостей.
— Да? — спросил Андрей Николаевич.
Наташа, подождав, когда официант уйдет, засмеялась.
— Ты, папка, становишься знаменит. Какая популярность!
Игорь огляделся.
В зале было много военных, три четверти ужинавших, в большинстве старших офицеров. Ужинали здесь и генералы, и даже один адмирал.
Иногда он ловил их вгляды, на их столик смотрели, но эти взгляды касались не его — штатский костюм отделял его от офицеров невидимой стеной, — а Наташи. Ее разглядывали со скрытым любопытством. Она замечала эти взгляды, но нисколько не стеснялась.
Когда они еще шли к столику, на них все смотрели, и он уже тогда увидел, что все смотрят на Наташу, а она даже не замечает этого и идет себе легко и спокойно, как будто идет по улице в институт или на свою теннисную тренировку. Для нее всех чинов будто и не существовало.
Он подумал: «а почему они для нее должны существовать? Кто они для нее? Какие у них на нее права? Что она, служит под их начальством? Работает у них в штабе? Да она чихать на них может, если захочет.»
«Вот», — подумал он, — «хорошо ей. Для нее как будто и нет войны.»
«Вот», — подумал он, — «хорошо было и мне до войны. А я, осел, не ценил этого.»
Стоял негромкий гул голосов, звякали ножи и вилки, поскрипывали стулья. Свет от люстры и бра отражался в полированном дереве, в мраморных колоннах вокруг фонтана в центре зала, от потолка из цветного стекла. Свет играл на мельхиоре приборов, на золоте капителей и вспыхивал в камешках сережек и кольца Наташи.
Он осторожно рассматривал все это великолепие и думал, что вот же существует и такое в войну, что есть вообще такая жизнь и что, если он станет рассказывать о ней Женьке, Женька скажет: «Брось! Не заливай!»
Наташа и отец о чем-то говорили вполголоса, но звуки их слов обтекали его. Он ловил только обрывки их разговора и не вдумывался.
— … И надолго? — спросила Наташа.
Диван был удобным и мягким, одежда чистой и легкой, и сам он чувствовал себя таким чистым, словно родился заново. Рядом с ним, он мог бы в любую секунду коснуться ее, сидела красивая до того, что захватывало дух, девушка, и она была его женой.