— Ты не спишь, милый? И я все не могу уснуть. Эта комендатура!..
Он сел к ней на постель, она обняла его и поцеловала в губы.
— А пошли они все к черту! — сказал себе он. Сейчас ему было наплевать на всех генералов и главных врачей.
— Ты второй день не отходишь от окна, почему ты ждешь ее? Я заметила, — сказала Наташа с дивана.
Он не обернулся, он смотрел на Никольскую. Никольская снова пришла, и стояла на той стороне улицы возле решетки бульвара. Она приходила третий день подряд по нескольку раз в день. Иногда она стояла долго, иногда совсем немного, будто забежала по пути. И она стояла всегда там, где он ей тогда сказал: «Дальше не ходи».
— Я не жду, — ответил он.
Наташа подошла к окну и отвела штору.
— Ждут тебя — зачем? Я видела, как утром ты отнес ей хлеб. Кто она? Меня это тревожит.
Он рассказал. Она положила руку ему на плечо.
— У нее хорошее лицо.
— Не вблизи. Вблизи… Как тебе сказать. Все дело в глазах, с сейчас их не видно, а когда присмотришься, у них вынуто дно: взгляд не задерживается, уходит. Как через стекло. Это после блокады в Ленинграде.
Подумав, Наташа решила:
— Надо пригласить ее. Она отдохнет у нас. Я дам ей какие-нибудь мамины вещи.
Он посмотрел на нее сбоку, на ее красивый и нежный профиль.
— Ты не боишься?
— Нет. Она не сумасшедшая, то есть, она не такая, — она не сделает ничего плохого, ты сам говорил. Просто от переживаний у нее заблудился рассудок. Она помоется, мы дадим ей чистое белье и хорошенько накормим. Ты не против? — спросила она.
Он был не против. Как он мог быть против? Разве можно было быть против жены Никольского?
Она пошла на кухню, поставила на керосинки бак и большую кастрюлю, и выпустила фитили, как только можно было их выпустить, и сказала через коридор.
— Иди приведи ее.
Он остановился возле двери.
— Она может мне не поверить — она вся настороженная.
Она поняла его по-своему.
— Да, конечно. Она живет не с людьми, а как олень, например. На одной земле, но в другом мире.
Он повернул головку замка.
— Попробую все-таки.
Она положила руку в сгиб его локтя и сказала:
— Нет, лучше я. Сними кастрюлю и поставь немного чаю — стакан-два. Когда закипит, поставь опять кастрюлю.
Из окна он видел, как она перешла улицу, подошла к Никольской, остановилась рядом и стала что-то говорить. Никольская, склонив голову, слушала, потом дала ей руку и пошла за ней, приотстав, как ребенок.
Она провела Никольскую в столовую и усадила на диван.
— Как там чай?
— Сейчас закипит, — ответил он.
Он принес на блюдце чашку и на тарелке несколько печений.
— Это Игорь, — представила она его. — Пейте, пожалуйста.
Никольская взяла одно печенье, потом другой рукой второе, потом, чтобы взять из рук Наташи чашку, взяла оба печенья в одну руку и прижала их под грудью.
— Игорь? — переспросила она.
— Да, — сказал он. — Кедров.
— Нет ли у вас ма-а-аленького кусочка сахара? — спросила Никольская.
— Он сладкий, я положил три куска. Вы помешайте.
— Так много? Вам понравилась роза?
— Да, — ответил он и ушел в кухню.
Он слышал, как Наташа говорила Никольской:
— Очень хорошо, что вы к нам пришли… Вода скоро согреется. Пока вы будете мыться, я приготовлю обед. У меня все готово, только накрыть на стол. Потом мы будем слушать музыку.
Как и все эти дни, они обедали на краю стола: он и она напротив, Никольская у торца.
Никольская мило щурилась, рассматривая платье — подарок Наташи. Серое, тонкой шерсти, с глухим воротом, оно очень шло ей. В нем она стала похожа на молоденькую учительницу. У нее и прическа была как у учительницы — гладкая, плотно уложенная, заколотая серым гребнем — тоже подарком Наташи, только волосы были необычны: пепельные.
Лицо Никольской просветлело. На нем не осталось и следа безумия. С ними обедал просто усталый человек, который после долгих и тяжелых передряг вновь попал в свой мир.
Он налил рюмки.
— За что будем пить? — спросила Наташа.
Никольская подняла свою рюмку.
— Пусть процветает этот дом!
Они сблизили рюмки и чокнулись.
Наташа выпила еще две рюмки, немного опьянела и говорила без умолку о своем институте, подругах, о том, что еще долго учиться, о теннисе, о том, как девочкой заблудилась в дачном поселке.
Никольская смеялась и шутила вместе с ней, а он не вмешивался в их разговор, пил вермут, ел, смотрел через балконную дверь на бульвар и думал, что было бы здорово, если бы Наташа подружилась с Никольской. Никольская была значительно старше Наташи, но они очень подходили друг к другу.