Никольская носилась из комнаты в комнату, наполненная энергией, глаза ее блестели, и с ее загоревшего и чуть пополневшего лица не сходила улыбка. Несмотря на возню с тряпками и кастрюлями, вся она выглядела очень чистой и свежей, только пепельные от седины волосы сейчас никак не шли ей, казалось, эта молодая женщина ходит в парике.
Никольская поцеловала Наташу в лоб, смеясь постучала Игоря по плечу, сказала: «Спокойной ночи. Долго не сидите — сыро. На завтрак будут блинчики, а мужчинам и яичница. Но если Николаша опять залезет в буфет, я… я…» — и ушла, не придумав для Николаши казни.
— О чем ты молчишь?
Наташа полулежала в шезлонге, обняв Игоря. Если бы ему не надо было уезжать, если бы от Колюшки пришло письмо, если бы не было вообще этой проклятой войны, им бы жилось здесь так прекрасно и радостно, что лучше бы и не надо.
— Ни о чем особенно, — ответил Игорь.
Она погладила его по щекам и, согнув руку так, что его голова оказалась в сгибе локтя, притянула его к себе и поцеловала несколько раз, и каждый раз, когда она ощущала губами его губы, она закрывала глаза, прислушиваясь, как ее сердце то нежно замирает, то начинает стучать.
— Зачем ты уезжаешь? Я не знаю, буду ли я счастлива с тобой, но без тебя я буду несчастна.
Игорь поднялся и понес ее в комнату.
Не зажигая света, сбросив тапки, Наташа легла поверх одеяла.
— Давай полежим так пять минут.
— Давай. — Он лег к ней.
— Тебе удобно?
Тахта была узкой. Игорь спал, наполовину свесившись, и Наташа, чтобы он не упал, всю ночь не выпускала его из объятий. Он, как мальчишка, прижимался лицом к ее плечу, но ему было хорошо так, и только однажды, когда где-то далеко залязгал грузовик, он во сне закричал: «Танки! Танки!». Она гладила его, а он спрашивал во сне: «Братцы, где-где-где-где гранаты? Где? Где?» Он весь напрягся, стал жестким, как из дерева, дергался у нее из рук, но не проснулся, а когда грузовика уже было не слышно, успокоился. Наташа поняла, что война куда страшнее, чем она представлялась ей. В голосе у Игоря была не только ненависть, не только какое-то неизвестное ей еще упорство, но и страх, и страх передался и ей. Она впервые подумала, что Игоря могут убить.
Наташа поднялась и стала раздеваться. Поперек неба, оставляя светлый хвост, летела яркая звезда.
Игорь обернулся к окну. Наташа, закинув голову, придерживая ладонями груди, смотрела в окно поверх занавески.
«Ах черт! — подумал Игорь. — Как я не хочу уезжать!»
Она скользнула к нему под простыню.
— Есть примета, когда падает звезда, значит, кто-то умер. Это правда?
— Нет. — У окна ее обдуло, и она вся была прохладной: прохладные колени, прохладная грудь, прохладное лицо Конечно, нет. — Он не сказал ей: «Если бы это было так, в первый же день войны осыпались бы все звезды».
Она прижалась к нему.
— Ты меня любишь.
— Да.
— Очень?
— Очень!
— Как что?
Он не знал, как ответить.
— Как…как можно любить только тебя.
— И как… как жену?
— И как жену.
— И навсегда-навсегда?
— Навсегда-навсегда.
— А вдруг, а вдруг… — Она не решилась вслух произнести эти страшные слова: «А вдруг тебя убьют?» Но он понял. Но что он мог ответить ей? — Почему ты не говоришь, что тебя не… что ничего не случится?..
Наташа ждала. А что он мог ей ответить? Наврать? Врать было противно.
Ему послышалось, что под дверью кто-то плачет. Да-да, кто-то там плачет. Сначала он услышал, как под дверью что-то делали: шуршали, возились, устраивались, потом там заплакали: «А-а-а», но он подумал, что это ему показалось. а тут еще Перно заорал:
— Три румба! Три румба норрррд! Крепче рррруль!
Завтра он должен, был уезжать. К отъезду все было готово — он получил продукты, узнал, когда отходят поезда на Курск, Наташа купила ему на барахолке солдатское обмундирование, он его выстирал, начистил кирзяки, а офицерское они уговорились, что Наташа пошлет его матери, когда он пришлет адрес. Он рассчитывал, что в бригаде получит письма от матери с новым адресом.
Перно опять крикнул насчет румбов и повертелся в кольце, но он, все прислушиваясь к тому, что происходило за дверью — там кто-то все-таки плакал и всхлипывал, — пошел и открыл дверь.
За дверью — заплаканная, несчастная, — на полу коридора сидела Наташа.
— Колюшка! Колюшка убит! — Наташа спрятала лицо в коленях. — Ко-ко-колюшка! Колюшка! А ты, ты знал… Как подло!