И что со мной не так? Прочему я не могу позволить себе быть расслабленной? Сбежать не выйдет, так почему бы не наслаждаться?
- Что тебя беспокоит? - его заботливый взгляд убил во мне всю ехидность, и я слабо жму плечами, рассматривая свои ногти.
Когда я последний раз делала маникюр? Хотя, к чему он мне здесь, в лесу.
- Ты когда-нибудь любил? - моё излюбленное «вопрос-на вопрос», но Джон не обижается.
Знаю, это плохой тон, но я не была хорошей и послушной девочкой.
Может, лет в пять, и то, даже тогда я била детей лопаткой за свой сломанный песочный замок.
- Странный вопрос, бельчонок, - я наигранно морщусь, и его это забавляет. - Тебе бы ушки и хвостик.
- А тебе бы мозги, - без злости тихо бормочу, хотя грубить не хочу, это лишь моя вредность. - Я серьезно, просто мне любопытно узнать.
- Нет, не думаю, - он улыбается и жмёт плечами, вытягивает ноги и, закидывая руки за голову, смотрит в потолок. Сидеть на полу, теперь стало и его привычкой. - А ты?
Я на миг замираю, пытаясь вспомнить. В кино я видела любовь, в книгах - читала, а вот в жизни не чувствовала.
- Не знаю, но она есть, - я усмехаюсь, вспоминая родителей.
Они и правда, любят, только не взаимно.
Папа всё ещё любит маму, я так думаю, но мама, всё ещё любит Томаса. Моего родного отца.
И, наверное, это и есть настоящая любовь. Любить его даже спустя столько лет, даже несмотря на то, что он мёртв.
Меня передергивает, и я качаю головой, Нет, я не любила и любить не хочу.
Это чувство - чистый яд в своём виде. Любовь - это смерть и страдания.
Я видела это, вижу до сих пор, когда смотрю на маму, у которой в глазах навеки застыла тоска и боль.
И нет, я не хочу любить, не хочу страдать.
Я хочу принадлежать только себе самой и никому больше.
Часть 9
Джонатан явно не понимал, почему я затеяла тот разговор, но в душу не лез. И за это я ему благодарна.
После того, как на вечер мы разогрели уже готовую пиццу, то уселись возле камина.
Я перебирала книги, которые нашла на полке, пыльные, но явно ценные. А Джон принёс гитару, перебирая струны и пытаясь её настроить.
Нам было уютно.
Мне было так спокойно и необыкновенно тепло, что я не сразу вспомнила, что уже завтра Рождество.
Я встречу его не в своей семье, но больше я не была этим огорчена.
Я скучала, но Джон не был плохой компанией, а видеть родителей я не готова.
Наверное, мне пора перестать обижаться, но я не могла отпустить эту ситуацию.
Да, мне не было здесь плохо, как казалось сначала, но я не хотела быть взаперти по приказу.
Это было несправедливо. Я хочу делать выбор сама, а не жить так, как мне скажут.
- Почитай вслух, это красивые стихи - вдруг просит Джон, замирая с гитарой в руке. Поднимая на него взгляд, я думаю, что он шутит, но нет, он серьезно ждёт, и я жму плечами, слегка растягиваю губы в улыбке. Это так необычно.
Я никому не читал вслух, никогда.
- Лунного света плыли лучи, мягко колеса пели в ночи. Двое людей - убежали опять. Счастья вдали от дома искать. Лунного света сбились лучи, женские слёзы льются в ночи. Двое хотели счастьем разжиться - Двое должны были порознь разбиться.
Мой голос затихает и наступает тишина, только в камине трескают поленья. Красиво, но печально.
Взгляд утыкается в автора - Эрих Мария Ремарк "Интермеццо".
Да, я читала его стихи, но эти вижу впервые.
Что неудивительно, я не увлекалась поэзией. Живописью - да, даже слегка архитектурой, но никогда - поэзией.
И, наверное, зря.
Джон благодарно кивает, лишь слегка улыбается и снова перебирается струны. Он больше не просит читать, но я читаю стих один за другим, и мне просто нравится то, что он слушает.
Откладывает гитару, смотрит на меня пару секунд, заставляя буквально путать слова от этого взгляда, и потом снова смотрит в потолок. Это кажется странным, он думает о чём-то слишком серьёзном, а может и грустном.