— В тот день… мы должны были отвезти сыновей к дедушке и бабушке. Намечался поход в театр вместе, но позвонила Арина. Я просила Альберта не ездить к ней и если бы он послушался, то возможно остался бы в живых, — тускло проговорила женщина в свою очередь не обратив внимания на мой вопрос.
— И моя мать тоже была бы жива, — подытожила я.
Сказанное Мелешиной натолкнуло меня на думы о том, что если бы я не повела Альсара гулять, если бы не пошли в город, если бы не остановились перед той витриной. Как много «если бы», но уже ничего не исправить. В том, что с нами произошло винила только себя и задыхалась от этого чувства вины. Одинокая слеза скатилась по моей щеке, но я проворно ее вытерла. Нельзя показывать, что мне плохо. Нельзя!
— Идем в твою палату!
— Хочу коснуться его, — решилась сказать я, но отшатнулась увидев непримиримый взгляд ледяных голубых глаз.
После ужина улеглась на кровать и отвернулась к стене. Вместо Агнессы приглядывать за мной была приставлена другая медсестра. На вид ей было лет сорок восемь- пятьдесят, со стройной и худенькой фигурой со спины она вполне бы сошла за двадцатилетнюю девушку. Долго не могла уснуть, глядя перед собой в одну точку и размышляя о том, что будет дальше. Наконец уставший организм взял свое и я уснула.
Здоровый и невредимый Альсар сидел на краю моей кровати, укачивая на руках ребенка, завернутого в пеленку розового цвета.
— Лиля, не бросай нас, — печально попросил он.
Я распахнула глаза, но не оттого, что так четко приснился Альс, а потому что низ живота пронзила боль… такая же, как тогда, в день несчастного случая. Сжавшись в комочек, и немного подтянув колени к животу, медлила. Но когда боль повторилась, снова и снова, отдаваясь в пояснице, стала еще сильнее и приобрела тянущий характер, не выдержала.
— Ой, папочки! — простонала я, не осознавая, что и говорю.
— Папочки?! — потрясенно повторила вслед за мной удивленная медсестра и встав с дивана подошла ближе. — Первый раз слышу такое! Что-то беспокоит?
— Почему-то низ живота болит, — сжав зубы еле вымолвила я.
— Пойду за врачом, — предупредила она.
Вскоре в моей палате собрался целый консилиум: врачи, медсестры и, разумеется, пришла Мелешина. Меня осмотрела гинеколог и покачав головой переглянулась с владелицей клиники. На хорошие новости я не надеялась, пыталась собрать всю волю в кулак и принять должное.
— У тебя опять начинаются схватки. Будем ставить капельницу, чтобы попробовать остановить сокращения матки иначе… — мать Альсара развела руками и отвернувшись добавила:
— Зато на полуживого любимого налюбовалась.
Мне было не до ее цинизма. Все мысли сосредоточились на малыше. Я продолжала верить и надеяться на лучший исход! Но, увы! На этот раз чуда не произошло. Не помогла капельница и последующие уколы, а вечером этого дня забрали рожать. Было больно и страшно, но мысль о том, что от меня зависит жизнь маленькой крохи, придавала сил, которые почему-то быстро заканчивались. Холодный взгляд голубых глаз Мелешиной с притаившимися внутри льдинками подстегивал к тому, чтобы не расслабляться. Он появился на свет! Наш малыш! Но я истратила все силы, накопленные с таким трудом. Проваливаясь в темноту, едва смогла уловить тонкий детский писк, как тотчас по моим щекам заструились слезы радости.
— Мальчик, — объявила акушер-гинеколог, принимая ребенка.
«Мальчик?!» — закрывая глаза подумала я. — Значит мой мистер Всезнайка ошибся. Мальчик…. все равно хорошо…..
Почти придя в сознание, почувствовала, как перетягивают руку жгутом, потом резкая боль от внутривенного укола и покой… Мне не хватило сил сопротивляться, но уснула с мыслями о ребенке. Мои сновидения были пугающими: тонула в вязком болоте, не имея возможности выбраться, убегала от преследователей, но когда казалось, спасалась, то ноги отказывали и меня настигали. Даже спящая почему-то понимала, что ничего доброго такие сны не сулят.
Открыть глаза, и увидеть на белоснежном потолке танцующих солнечных зайчиков, было верхом блаженства. Полежав минуту и прислушавшись к своим внутренним ощущениям, убедилась, что есть небольшая слабость, но не более.
— Ждала твоего пробуждения, — как гром неожиданно раздался бездушный голос Мелешиной.
Я привстала и увидела, что она сидит на диванчике возле противоположной стены, закинув ногу на ногу. Мое сердце сжалось от скверного предчувствия, но надо стараться держать себя в руках. Эта женщина ни в коем случае не должна знать, что мне не по себе в ее присутствии.
— Зачем… был нужен тот укол?
— Зачем? Нам виднее. Тебе было необходимо отдохнуть. Ты еле справилась. Хотя чего взять с такой пигалицы? — при этих словах Мелешина обвела меня брезгливо-недоуменным взглядом. — Есть три новости. Одна хорошая, а две другие….
Услышав это, я замерла, комкая края простыни, на лбу выступил холодный пот, а сердце забилось сильнее.
— Начну, как положено с хорошей. Альсар вышел из комы. Прогноз благоприятный и теперь его жизнь будет зависеть разве что от тебя…
— От меня? — терпеливо переспросила я.
— Да! Поймешь позже, когда все расскажу. Своего покровителя можешь не ждать. У отца обострение сердечной недостаточности. Показан постельный режим, никаких волнений. Владлен глупо ляпнул по телефону, что с вами произошло, вот и результат. Так что Станислав Михайлович пока в одной из частных клиник Лейпцига.
«Ни за что не поверю, будто Влад случайно проговорился отцу о несчастном случае» — пронеслась мысль в моей голове.
— А малыш? Почему вы молчите о нем? Хочу его видеть! — подавшись вперед, высказала я.
— Ребенок не выжил! Тебе выдадут справку о смерти, где будут указаны причины, — спокойно произнесла Мелешина.
Я смотрела на нее и хлопала глазами, пытаясь вникнуть в смысл сказанных слов. Мой кроха?! Нет…. не верю! Это она нарочно говорит, чтобы сделать мне больно.
— Покажите ребенка, — с медленно угасающей надеждой взмолилась я, едва сдерживая крик и слезы.
— Ты не поняла?! Ребенок умер! Так что смирись… главное, Альс жив.
Еще только минуту я соображала, что делать дальше. Быстро вскочив, бросилась к ненавистной женщине и вцепилась в нее мертвой хваткой, задыхаясь от хлынувших обжигающих кожу слез прокричала в лицо:
— Это вы… вы убили нашего малыша! Убийца!
Я была гораздо слабее ее, толком не пришла в себя после родов и укола, а известие о смерти крошки ослабило мой моральный дух. Она отшвырнула меня назад без особых усилий и презрительно прищурившись, ответила:
— Уймись! А то приглашу психиатра!
Мелешина поспешила к выходу, словно боялась, что буду ее преследовать. Но после бурного эмоционального всплеска на меня навалилась апатия. Не обращая внимания на лившиеся ручьем слезы, я побрела к кровати и тихо проскулив, улеглась на бок, схватила простынь и поднесла к губам, подавляя рвущиеся наружу стоны. Нашего с Альсом малыша нет! Нет! Он никогда не улыбнется нам, не назовет мамой и папой, не протянет к нам свои ручонки… И снова то самое состояние, когда разум, задвинутый на задворки, все понял, а душа не хотела ничего понимать, не хотела мириться. На меня обрушилось небо, а летний солнечный день стал самым черным в моей жизни…
Глава 25
Один день моего существования тянулся, будто был ни много ни мало месяцем. Существование…. А как можно было назвать часть жизни, когда сама жива, а малыш, которого носила под сердцем, умер? Я ничего не ела, и лежала на кровати, отвернувшись к стене лицом, иногда поднималась, чтобы выпить воды из-под крана и умыться. Все это проделывала чисто автоматически. На данный момент не могла думать даже об Альсаре. Он вышел из комы, а значит, идет на поправку, но нашего крохи больше нет! Меня забирали на обследование, снова кололи какие-то уколы, но мне было все равно!
Разум давно осознал и принял потерю, но изнывающая душа не давала ему вырваться на первый план, задвигая далеко назад, едва тот робко пытался напомнить о себе. Моим спасением становился сон. Теперь засыпая, видела малыша живого, крошечного и такого беззащитного. Просыпалась и, понимая, что это было лишь сном, обливалась слезами. Мелешина появилась в моей палате через некоторое время всего один раз и что-то положила на тумбочку.