— Принесла тебе справку, — как всегда холодно и сухо известила она.
Не поворачиваясь, протянула руку и, взяв листок бумаги начала читать скупые сведения о моем маленьком человечке. Синдром дыхательных путей — вот что было причиной смерти малыша. На глаза навернулись слезы, а ладонь сжала бумажку. Я вскочила, сев на постели разорвала на мелкие клочки справку и бросила на пол.
— И вы считаете, что мне нужна эта жалкая бумажонка? Ошибаетесь! Давным-давно поняла, что к вашим материнским чувствам взывать бесполезно. Если вы не хотите счастья собственному сыну, то, что говорить о крошке, которую родила дочь любовницы вашего мужа? По-вашему я должна отвечать за грехи моей матери?
— А кто, по-твоему, виноват, что ты не смогла выносить ребенка? Что он родился недоношенным и нежизнеспособным?
У тебя был срок тридцать три недели, а плод не набрал того веса, который обычно бывает на таком сроке. Впрочем, Альс тоже родился немного преждевременно и был очень слабеньким. Наверно это наследственное. Позже к тебе зайдет квалифицированный психотерапевт…
— Это вам нужен этот специалист, — грубо и вызывающе оборвала я, — мне никто не нужен! Когда меня отсюда выпишут?
— Ах, вон оно что! — она сжала губы и нахмурилась.
Ждала, что буду плакать и унижаться, а произошел облом!
Если Мелешина так легко рассуждала о своем сыне, то, что говорить о моем? Она его и за внука-то не считала! Господи! Что же за женщина родила на свет такое чудовище? Князев — старший с супругой приняли ее в свою семью и вырастили, как родного ребенка. Если бы они тогда знали, что миленькая девочка-сиротинка превратится в сущего монстра.
— У нас с Альсом еще будут дети, — нагло заявила я.
— Не говори «гоп» пока не перепрыгнула, — улыбаясь, ответила она. — Там к тебе пришли. А насчет выписки ты права. Распоряжусь, чтобы все подготовили.
— Хочу повидаться с Альсаром! — отчаянно и настырно выкрикнула я, видя, что женщина пошла к выходу.
— Не сейчас! И без возражений!
Моя злость пошла на пользу, потому что удалось отвлечься от гнетущих мыслей о малыше. Не успела Мелешина покинуть палату, как дверь открылась и появилась сначала Мартина, а за ней шла Людмила Егоровна.
— Спасибо… спасибо, что пришли, — срывающимся голосом зашептала я и, не сдержавшись, расплакалась.
Тинка тотчас кинулась и, обняв, прижала меня к себе, шепча в ответ:
— Сестренка… сестренка, не плачь, пожалуйста…
Где-то рядом всхлипнула тетя Люда и вскоре мы плакали уже все втроем. После слез стало легче, словно душа очистилась от гнета скорби и непосильной печали.
— Тебе покушать принесла, все домашнее и горяченькое, — Людмила Егоровна достала из сумки посуду и расставила на прикроватном столике. — Вот голубцы, салатик из помидорчиков со сладким перцем, запеканка творожная, кефирчик свой, — заботливо приговаривала она, выкладывая еду на тарелку и подвигая ко мне. — Что я не знаю о больничной еде? Пусть это и частная дорогая клиника.
От перечисленных блюд у меня потекли слюнки, я поняла, насколько голодна и как давно не ела. Вот только сразу много съесть не смогла.
— А какое сегодня число? — спросила, когда допила изумительно нежный на вкус кефир и прожевала последний кусочек такой же нежной запеканки.
Так двадцать второе было с утра, — вымолвила тетя Люда, предварительно переглянувшись с Тиной. — Детка, все утрясется. Поверь, пройдет время и будет не так больно!
— Максим Алексеевич внизу ждет. Не стал сюда подниматься, — оживленно произнесла сестра и, взяв под руку, прильнула головой к моему плечу.
Увидеться с Альсом все-таки не позволили. Хотела было устроить скандал прямо в приемной клиники, но прорвавшийся вовремя разум этого не допустил. Мы вышли на улицу, и я была вынуждена зажмуриться от яркого солнца. Дядя Максим обнял меня и долго не выпускал из кольца своих крепких рук. Возвращаюсь домой…. одна. Со мной нет ни малыша, ни Альса!
Прошло три дня. Вместе со мной в квартире Князевых жили тетя Люда и Мартина. Я знала, что именно Людмила Егоровна понимает мое горе лучше других, ведь когда-то, и она потеряла свою дочь. Станислав Михайлович позвонил сам, но мой язык не повернулся сказать о том, как все обстоит на самом деле. Пришлось соврать, что меня отпустили домой, Альс остался в больнице, но ему значительно лучше.
Вечером приехала Инесса. Подруга вошла в комнату и замерла на пороге, ей хватило лишь одного моего взгляда, чтобы она все поняла.
— Лилька, — проголосила Несса и бросилась меня обнимать. — Да, как же это так?! Почему ты молчала?! Почему?!
— Моей крошки больше нет, — всхлипнула я, кладя подбородок на ее плечо и заливаясь слезами.
После моего сбивчивого рассказа Несска выкурила сигарету, походила по комнате и, вернувшись, села ко мне на диван.
— Да мы эту суку засудим на хрен! Будет сложно, но возможно, если хорошо постараться. Звони Князеву — старшему.
— Нельзя, — печально проговорила я. — Забыла тебе сказать, что у него обострение сердечной недостаточности. Такие известия его просто убьют!
— О, Господи! Но надо что-то делать! — всплеснула руками Акимова.
— Ничего не хочу…. может это знак того, что нам быть с Альсом не судьба?
— Да ты что?! Лилька! Чего плетешь-то?! Ты сдаешься?! Эта стерва этого и добивается! Не смей уступать ей!
— Ничего не хочу, — угнетенно повторила я. — Как подумаю, что сама живу, а наш ребенок….
— Останусь с тобой сегодня, если ты не против.
— Оставайся. Будешь моей третьей нянькой.
Незаметно пролетели еще два дня. Июль подходил к концу, а в начале августа обещали небольшое похолодание. Кое-где на деревьях можно было увидеть первые желтые листья. Как напоминание того, что совсем скоро убежит вдаль последний летний месяц и наступит осень. В моей душе по-прежнему царила лютая зима, по ночам часто просыпалась в слезах, потому что отчетливо слышала детский плач….
Мы с Тиной собирались на прогулку, но нас задержала обеспокоенная тетя Люда, появившаяся в холле с домашним телефоном.
— Мать Альса. Тебя спрашивает, — испуганно прошептала она, передавая мне трубку.
— Не отвечай, — шикнула сестра и сердито топнула ногой.
— Вдруг чего важное? — таким же шепотом предположила Людмила Егоровна.
— Алло! — ровным голосом отозвалась я, пытаясь унять дрожь в коленях.
— Нам надо поговорить. И, кажется, ты хотела видеть моего сына. Он тоже очень хочет тебя увидеть, — ненавязчиво произнесла Мелешина.
— Буду! — не говоря больше ни слова, я отключилась.
Николай привез нас с Мартиной к клинике и припарковался на стоянке, собираясь ждать.
— Пойду с тобой, — стала настаивать Тинка.
— Тин, — я поправила локон ее волос и хитро улыбнулась, — ты поезжай к подруге, пожалуйста. Не хочу тебя во все это впутывать.
— Лиль, но ты очень мягкая! А с тетей Милой надо быть понаглей, — упрямо возразила Мартина.
— Обещаю исправиться.
Стоило мне войти в здание больницы, как сердце начало биться так, что было готово выскочить из груди. В приемных покоях сравнительно тихо и прохладно, как и всегда. Я подошла к дежурному администратору, та видно меня узнала и вежливо улыбнулась.
— Мила Станиславовна вас ждет в своем кабинете. Это на первом этаже, идите прямо потом налево, — объяснила девушка.
— Спасибо.
Я без каких-либо колебаний толкнула дверь и вошла в логово своего врага. Кабинет просторный и светлый, так же как и в холле клиники, много растений, контраст между светлым потолком, стенами и темной мебелью сразу бросается в глаза. Она сидела на удобном диванчике цвета молочного шоколада, в расслабленной позе, держа в руках небольшую рюмку.
«Господи! Эта мегера ко всему прочему еще и алкоголичка» — про себя подумала, я, уловив аромат коньяка.
— Что так смотришь? Разве тебе ни разу не хотелось напиться и забыться? — ее насмешливый вопрос заставил меня выпрямиться и вздернуть подбородок.
— Было такое! Но очень редко. Удивляет, что вы до сих пор не спились с вашей «горемычной» жизнью, — ехидно ответила я.