Я улыбнулась и, протянув руку, подставила ладонь под капли дождя. Всего одна моя следующая фраза заставит нахалку понять, как она глубоко заблуждалась.
— Ничего нового! Вика — наша с Альсаром дочь! Еще будут вопросы?
— Что?! — взвизгнула Полина, закусив губу. — То есть, как… не может быть, ты лжешь… — ее бессвязное бормотание забавляло.
Наши взгляды столкнулись, девушка не выдержала и, поникнув, замолчала. Шум дождя вперемешку с ветром разбавил наше молчание. Я победила, но особого удовлетворения от этого не испытывала, потому что поняла, что давно следовало отстаивать свои счастье и любовь, а не прогибаться под давлением обстоятельств.
Мобильный завибрировал в кармане штанов. Я вытащила его и, взглянув на экранчик, улыбнулась.
— Алло!
— Котенок, скучаю! Хотелось услышать твой голос, — печально, но нежно проговорил любимый и вздохнул.
Поля уничтожающе посмотрела на меня, придвинулась и неожиданно прокричала в трубку: — Князев, ты отвратительная скотина!
После чего плотно сжав губы, сорвалась и побежала к калитке, смешно лавируя между лужами, теперь не заботясь о плавной походке королевы.
— Мда… — начала я, не зная, что сказать дальше.
— Ну вот! — с наигранной обидой произнес Альс, — думал, что белый и пушистый, а оказывается скотина. Лиль, с тобой все в порядке?
— Да! Не переживай, выздоравливаю, — я решила, не говорить о нашей с Деней завтрашней поездке в родной город.
— Когда ты приедешь? Любимая, когда смогу сжать тебя в своих объятиях? — с чувственной хрипотцой прошептал Альсар, задышав чаще.
— Скоро, — с томной загадочностью сообщила я. — Но помнится, кто-то обещал, что все будет постепенно.
— Лиль, быть с тобой рядом и не коснуться — это пытка! — пылко признался он. И все же готов играть по твоим правилам.
— Ммм… послушный мальчик, — похвалила я и поспешила попрощаться, чтобы случайно не проговориться о будущих планах.
О дочери спрашивать не стала, так как была убеждена, что с ней все хорошо. Мои волнения насчет того, как малышка примет меня никуда не исчезли и порой зашкаливали, но надежда на поддержку Альсара вселяла некоторую уверенность. Я верила Альсу в том, что мы сможем стать настоящей семьей.
Утром, вызвав такси, начала проверять вещи, чтобы ничего не забыть. Есть такая примета, что если где-то оставишь что-то, пусть даже сущую безделицу, то обязательно туда вернешься. Хотя здесь мне было уютно и относительно спокойно, но все же возвращаться сюда больше не хотелось. Слишком много печальных и одиноких ночей провела за эти три года, нередко рыдая в подушку, а днем насильно заставляла себя улыбаться и шла на работу. Теперь я, словно возродилась, чтобы начать новую жизнь без грусти и улыбаться, потому что на душе хорошо, а не затем, чтобы скрыть боль.
Нас провожали всем интернатом, прощаясь, я не могла удержать слез. Деня вел себя более сдержанно, по очереди обошел всех своих друзей и деловито попрощался с ними за руку. Кричевская отпустила со мной Дениса под свою ответственность, но предупредила, что органы опеки дали Князевым добро и почти все документы готовы, остались небольшие формальности, а потом суд, который и закрепит сам факт усыновления.
Автомобиль тронулся и поехал, оставляя позади здание интерната и нашу прошлую жизнь. Мы с сыном сели на заднее сиденье. Из моих глаз по-прежнему текли слезы, и разобраться было трудно, то ли это радость рвалась наружу, то ли уходили последние капельки накопившейся боли.
— Мама, — Деня прильнул к моему плечу. — Не плачь! Улыбнись! Ты такая красивая, когда улыбаешься.
Водитель такси, пожилой мужчина, услышав эти слова, одобрительно хмыкнул: — Надо же какая мама у тебя молодая. А ты совсем большой.
Мы с Дениской переглянулись, я достала салфетку и, вытерев мокрые щеки, поняла, что с этими слезами ушли страдания, мучившие и терзавшие меня на протяжении трех лет.
Сразу в город не поехали, а направились к моему приемному отцу. Брут встретил нас оглушительным лаем с угрожающим рычанием. Денька испугавшись, прижался ко мне и пробормотал:
— Вот это псина! Съест и не подавится!
— Брути, — ласково позвала я, присев на корточки и протягивая к собаке руку. — Ты не узнал меня?
Пес замолк, чуть наклонив голову, осмотрел нас, принюхавшись, ткнулся в мою ладонь мокрым холодным носом и тоненько заскулил, виновато повиливая хвостом.
— Мам, он тебя узнал! — радостно подхватил сын и осторожно присел на корточки.
— Дочка! — послышался взволнованный голос Максима Алексеевича, подняв глаза, увидела, что отец стоит на крыльце.
— Деня, пойдем в дом, — позвала я.
— Дочка! — улыбаясь, повторил Юшин — старший, когда мы подошли ближе и крепко обнял меня.
— Папа, я вернулась! — из моей груди вырвался облегченный выдох.
Мы стояли с отцом на крыльце и смотрели, как Брут послушно выполняет команды Деньки.
— Эх, Лиля! Ты должна была давным-давно возвратиться к Альсару…
— Знаю, — с горячностью перебила я. — Три года, словно и не жила. Или жила, но под каким-то колпаком. Поначалу был страх, потом печаль и боль, в конце — отчаяние, беспросветное, затягивающее в темную трясину безысходности. В моих бедах никто не виноват, даже Мелешина. Сама подписала себе этот приговор — быть вдалеке от любимого человека и дочери. Папа, боюсь, что слишком поздно претендовать на их любовь. Веришь, так боюсь увидеть Вику и услышать от нее, что не нужна ей!
— Вика маленькая, она примет тебя. Но надо постараться завоевать ее расположение, чтобы малышка почувствовала твою любовь.
— Буду очень стараться, — кивнула я. — Сейчас не вижу ничего более важного, чем вернуться в семью.
Юшин — старший вызвался отвезти нас с Деней к Альсару. По пути мы по моей просьбе ненадолго заскочили в наш город.
Сердце сжалось от щемящей грусти. Три года… и облик города изменился до неузнаваемости, стал чужим, отдаленно и неуловимо напоминавшим что-то родное. Создалось такое впечатление, что здесь вовсе и не родилась, не росла, будто все было не со мной, а с кем-то посторонним.
— Мам, а помнишь, там была булочная? А этих домов не было, — верещал оживленный Дениска, а Максим Алексеевич только улыбался.
— Да, сынок помню, — ответила я.
Попросила отца остановиться возле супермаркета. Ехать к дочери и Альсу с пустыми руками не хотелось. Бродя в раздумьях по огромному залу магазина, изредка натыкалась на покупателей. Неожиданно меня кто-то легонько взял за локоть и потянул в сторонку.
— Лилечка! — прозвучал голос Людмилы Егоровны, но не верилось, что нас свел случай.
Я медленно вскинула глаза и увидела стоящую передо мной женщину.
— Тетя Люда?! Как вы… что вы… — правильно задать вопрос не получалось.
— Детка ты моя горемычная! — покачала она головой. — Не зря мое сердечко покалывало. Ты к нам?
— К вам… если… если примите, — смущенно пролепетала я.
— Господи! Неужели ты услышал мои молитвы? Девочка ты моя! Нам надо поговорить до того, как приедем домой.
— Да, конечно.
Юшин и Деня уехали без меня. А мы с тетей Людой зашли в ближайшее кафе, заняли столик и заказали по чашке кофе.
— На такси быстро доберемся. Дениска-то уже у нас был. Знает что и к чему. Да и Альсик сегодня дома. Прогуливает занятия ради того, чтобы побыть с Викой подольше. Ох, не будь у него такого деда, исключили бы, — поведала Людмила Егоровна, ставя сумку на свободный стул.
Услышав о том, что любимый прогуливает университет, я невольно заулыбалась. Почему-то вспомнился лицей, первое сентября, как он вошел в класс, одетый во все черное, как пламенно доказывал мне то, что мы созданы друг для друга. Это было так давно, но вряд ли когда-нибудь забуду такие волнующие моменты.
— О том, что ты уехала из города узнала от Мелешиной, — вздохнув начала говорить женщина. — Помню, был проливной дождик, когда она позвонила и попросила приехать в клинику. Я пришла в ее кабинет и понеслось. Столько всего эта мерзавка наговорила. Якобы ты специально забеременела, чтобы удержать рядом Альсика, а родив, отказалась от ребенка, бросила и уехала в другой город.