Но, было в этом месте, во всей ситуации что-то такое, что не позволяло ей поверить, что она в полиции или в застенках СКП. И то, что она не может сформулировать, оформить в слова свои подозрения и страхи, вызывает только больше беспокойства.
В какой-то момент ручка замерла над листом бумаги, Тамми болезненно прикусила губу, пробежавшись взглядом по строчкам.
Недостаточно.
Она написала так мало, но это всё что она знает о своей прошлой банде. Слишком малой она была, когда состояла в Кланах. Не могла она многого знать об их внутреннем устройстве. Только то, что слышала от родителей и знакомых родителей. Только то, что мелькало в словах Оталы и Виктора. Сама она была слишком маленькой, чтобы понимать, о чём говорят взрослые и запоминать их слова.
А про Империю её не спрашивали, и она понимала, почему им это не интересно. Что толку говорить о мёртвых? Да и кладя руку на сердце, Тамми признавала, что и о делах Империи знает удручающе мало; не сподобилась даже узнать, зачем Кайзеру на самом деле нужны были командиры для рядовых боевиков. Возможно, они знают всё это, потому и не спрашивают?
Тамми почувствовала, как её начинает потряхивать.
Ещё несколько минут она сидела над листом с бумагой, тупо глядя между пустых строк, ещё в достатке оставшихся на странице. В какой-то момент её посетила идея начать выдумывать, но её она отбросила на край сознания, каким-то задним чутьем понимая, что это не прокатит. Не поведутся на это люди, умеющие блокировать способности паралюдей.
Именно по этой причине она ещё не попыталась сбежать. Руна могла бы попробовать пробить внешние стены стенами внутренними. Но Тамми, всего лишь тринадцатилетняя девчонка и в школе-то толком не учившаяся, на такое никак не может быть способна. И, к сожалению Тамми, Руны тут нет. А сама Тамми, без сил Руны, неспособна даже на убедительную ложь, чтобы спасти себя. Не способна выторговать жизнь или просто иллюзию жизни внутри стен Клетки.
Когда её вновь навестили, изрядно накрученная подозрениями и страхами, она была готова на всё, лишь бы жить. Лишь бы ей дали жить. Но на листе бумаги так и не появилось ни слова лжи.
Она вздрогнула, когда двери раскрылись. Замерла испуганным зверьком, увидев на входе незнакомый силуэт.
Человек, вошедший в допросную, не был похож на её первого и единственного посетителя. Этот был выше, и одет был не по-военному. Отодвинув полы плаща, он уселся на стул напротив, внимательно посмотрев ей в глаза. Чуть погодя он схватил лист с ручкой и, окинув его взглядом, отложил в сторону, сунув ручку в карман. Тамми была уверенна, что он не прочел ни единой строчки, но жаловаться или возмущаться не посмела даже в мыслях, подозревая, что именно этот человек пришел сюда, чтобы решить её судьбу.
— И так, Руна. — Протянул он, наклонив голову на бок. — Вижу, ты готова сотрудничать.
Тамми бросила взгляд на лист бумаги и утвердительно кивнула, на секунду допустив мысль, что, возможно, стоило добавить на бумагу лишнего, если это так и не будет прочитано.
— Как по мне, так уже слишком поздно. — Тамми поёжилась, опустив голову. — И твои идеалы… отвратны, деструктивны и разрушительны в своей сути. Но хуже этого было то, что ты готова была бороться за них не только на словах. Не только лозунгами и манифестами, отстаивала идеи.
Сжав челюсть, Тамми не посмела возразить. Не сейчас. Сейчас ей нужно смиренно молчать и кивать, когда это будет уместно, придержав за зубами мыли о том, чья идеология тут разрушительна и деструктивна на самом деле.
— Но, знаешь, тебя сгубило даже не это…
Тамми медленно подняла глаза, чувствуя, как холодеет изнутри. Сердце, пропустив удар, казалось, решило наверстать все с избытком, заколотившись в бешеном ритме.
Мужчина, будто специально растягивая время, вынул из пачки сигарету и закурил, полностью потеряв к ней интерес. Скурив сигарету, он затушил окурок о лист бумаги, над которым Тамми так долго тряслась. Это обидно царапнуло её самолюбие.
Оставив окурок на листе, он продолжил говорить, вернув внимание на Тамми:
— Почему вы все, паралюди, — Последнее слово он брезгливо выплюнул, — по большей своей части из всех возможных дорог, выбираете самую поганую? Нет, я понимаю, эта опухоль давит на вас, паразит делает вас агрессивнее. Но каким образом унимать этот зуд, вы выбираете сами. Тут, Тамми, уже не может быть никаких оправданий. Твою историю я знаю, несказанно больше тебя знаю о твоей прежней Семье и о том, как ты из неё вышла. И не могу сказать, что у тебя никогда не было выбора. Да и свой выбор ты сделала давно, по лицу вижу. По твоей реакции на мои слова о твоих принципах.
Тамми сглотнула, унимая дрожь в руках.
— Ты юна, Тамми. Очень, очень молода…
В сознании Тамми забрезжила надежда. Она поняла, что если он скажет ей раздеться - она разденется. Если скажет встать на колени – так и быть. Но мужчина продолжил говорить и даже эта полная позора и стыда надежда, иссякла, оставив после себя стыдливое послевкусие. Тамми покраснела бы, если бы не была так бледна.
— …и ты очень сильна. Ты сильна сверх всякой меры. — Продолжал незнакомец, с каждым новым словом растирая её надежды в пыль. — Напоследок, я скажу тебе затертую до дыр банальность, но думаю, это то, что ты можешь понять.
Незнакомец упёрся в неё своим взглядом. Тамми почувствовала влагу на своей щеке.
— Большая сила, требует большой ответственности, Тамми, — незнакомец, продолжая смотреть ей в глаза, вышел из-за стола, потянувшись рукой к карману, — и я не могу взять на себя такую ответственность. Только не в твоем случае.
Тамми вскинулась, услышав между его слов свой приговор.
— Нет! Нет! Нет! Пожалуйста! Нет…
***
Прикрыв за собой дверь допросной камеры, Смит закинул в рот очередную горсть таблеток, размышляя о том, что передозировка химией окончательно убьет его организм и Пелиду в наследство достанется загубленная ЦНС и на ладан дышащие легкие.
Вымученно усмехнувшись пришедшей в голову мысли, он глянул на дежурного.
— Очистить камеру. — Тихо приказал он.
Вернув таблетки в карман, он пошагал вдоль тёмных коридоров комплекса, желая наконец-то разобраться с последним проблемным гостем, что, будучи немногим старше почившей преступницы, имеет те же проблемы, но куда более мощный потенциал. Что собственно и вынудило его пойти на неприятный шаг, понимая, что простая казнь была бы во сто крат милосерднее уготованной этой злодейке судьбе. В конце концов, за душой той Маски нет и тысячной части тех преступлений, которые имеются у Кайзера, судьба которого лишь не многим менее завидна. Но в случае этой Маски, в силу вступила практичность и осознание уникальности силы её способностей.
Впрочем, любые сомнения Смита по поводу этого решения заканчиваются всякий раз, когда он вспоминает, какой выбор сделала та девочка. И тогда, всякая жалость к ней сменяется равнодушием.
Дорога привела его на три уровня выше тюремных коридоров в исследовательский центр. За восемь прошедших лет они многого добились, многое узнали внутри стен забытого историей бункера. Его обитатели проделали огромную работу, исследуя ярчайший феномен, повернувший историю человечества во второй половине двадцатого века совершенно в другую сторону.
Они ступили на не изведанную тропу, обещающую множество открытий и испытаний. Жаль только, тропа эта теряется за стеной плотного тумана, и путь приходится разведывать с осторожностью минёра, не имея за спиной исторических примеров, способных подсказать: куда ступать, как не оступиться.
Из размышлений об исторических поворотах Смит вынырнул, обнаружив себя в исследовательском отделе. В этом отделе не было исследовательских лабораторий. Тут не кромсали паралюдей, исследуя грани их способностей. Не изымали паразитов из их голов, не ставили иных экспериментов.
Обитатели этих стен не ищут пути, они ступают за теми, кто идёт впереди, находя применение обнаруженным открытиям.