– Возможно, вы правы, но…
– Кому ты позвонишь, если тебе станет худо? – очень заискивающе спросил он и тяжело выдохнул.
– Я не буду звонить, – ответил я.
– А мне понравилось как ты сказал, – Кошки, заберите меня с собой! – Это было по делу. Самая суть твоего одиночества.
– Вы позвонили что – бы рассказать мне, обо мне же самом? – начал было психовать я. Но он сразу же сменил тему:
– Прости меня. Я позвонил что – бы рассказать о своем одиночестве, мне же одиноко. Можно?
– Валяй, – нервно ответил я.
– Как ты думаешь, что нибудь изменилось бы в мире, если бы Иисус пришел прямо сейчас?
– Конечно изменилось, – даже не подумав ответил я, – Его бы, не прибили к кресту, а прикрутили шуруповертом.
– Это парадоксально, – Грустно констатировал он, – но это правда. И еще говорят, что святые люди не могут разобрать, женщина перед ними или же мужчина. они видят только души. Так и у меня. Я, как будто вижу каждый день дрянную театральную постановку. Люди, как рыбы мечут икру. При чем совершенно не съедобную и бесполезную. Выпендриваются, как будто ждут аплодисментов из темного зала. А их все нет. И, ты только представь среди всего этого неистовства его.
– Христа? – Тихо спросил я.
– Ага, – сказал он. – Вот оно мое одиночество.
– Вы так говорите, – смешливо перебил его, я, – Как будто вы и есть Христос?
– Увы, нет, – раздосадовано пояснил он и тяжело вздохнул, – Но я позвонил на радио ночью, потому что понял одну простую вещь.
– Какую же? То, что вы не Христос?
– Да это – то понятно и так. Я понял другое. Вас никто не слушает. Совсем никто. И меня вот теперь, тоже никто не слушает. Теперь мы с вами вдвоем в этом клубе. Мы одиноки.
– Может проверим, – увлеченно подначивал я, – ведь мы в прямом эфире.
– Давай так, – серьезно проговорил он и даже, кажется, придал своему голосу большей серьезности и важности, – Если до шести часов больше никто не позвонит, ты выполнишь любое мое желание.
– А если…
– А ежели так, то я выполню любую твою прихоть, идет!
– А…?!
– Согласен, это опрометчиво, но оговорюсь сразу, давай без половых извращений и всяческих там политических интриг. Так, обойдемся по-семейному. Так сказать по бытовому.
– Ладно, – что вам нужно на самом деле? – В моем голосе явно почувствовались нотки недоверия смешанного с сарказмом.
И тут позвонила она.
Глава третья. Вы что, Санта Клаус? Или история АЖБ
Иногда говорят так:
– Все что ни делается, то к лучшему.
Я не сторонник ввязываться в сомнительные истории. И не мастер закулисных и кулуарных интрижек. Я простой как полицейский свисток, только у меня что то есть внутри. Пусть даже самую малость. Во всяком случае мне очень хочется в это верить.
Она позвонила случайно. По второй линии. Сказала, что дома все нормально и ей не спится. И они втроем (Дурик, Фекла и она) сидят у радио приемника и ждут меня. Конечно, она не слушала моего бреда. Она просто слушала радио. Это сложно понять. Для этого нужно быть ею, как минимум.
– Таааак! – Радостно выдохнул он. Значит за тобой желание.
– Я думаю на этом наш разговор нужно заканчивать, – упрямо твердил я.
– Осади ка, – строго сказал он, и что – то прозвучало в его голосе, что заставило меня начать слушать его.
– Кто ты такой? А я расскажу тебе! Ты заплесневелый неудачник. Работа у тебя тухляк. Жизнь, тухляк. Да и сам ты, как бы это сказать, не первой свежести. Сидишь в своей норке и ждешь. Самоубийством не подумывал покончить?
– Нет, – соврал я и сразу вспомнил один из своих преведущие радио эфиров. В ту ночь я захватил с собой бутылочку коньяка:
Ну, вот и все. – Говорил я, потягивая прямо из кофейной кружки, напоминая себе, что утром нужно не забыть убрать за собой пустую бутылку, – Я действительно принял решение, и я сегодня покончу с жизнью. Но вот в чем проблема, так это в способах и возможностях осуществления моего тяжкого плана. Как? Сначала я представлял себя болтавшимся на тугой, пеньковой веревке под потолком на крюке, где раньше красовалась мамина люстра. Где то я читал, что у повешенных случается эрекция, и это в лучшем случае, ну а внешний вид повешенного вряд ли внушает благоговения. Да и этот синий шов от веревки у покойного….нет, это точно не мое. Можно конечно вскрыть себе вены. Но так как ванны у меня нет, а воспользоваться ванной друга это и подло и не очень – то красиво. И где то я прочел, что вскрыть вены можно и воспользовавшись маленьким тазиком с водой. Но вот где мне с ним расположится? На балконе… не удобно, на постели… да блин….все одеяло кровищей выпачкаю. Да и вообще, мама придет, а я сижу, к примеру, на кухне. Синеватого оттенка, глазки закатил, и ручонки свои в тазике с кровью вымачиваю….блеск! Наесться снотворного, да я в нем не разбираюсь. А может под поезд, да….пожалуй силы воли не хватит. Вот же говно, просто зла не хватает. И так было всегда. Всегда, сколько я себя только помню. Я всегда был неудачником. Лузером! Вот теперь я даже с жизнью расстаться по человечески не могу. Не могу. Порой мне кажется что истоки моего поразительного невезения уходят в глубину веков. И как мне бы не хотелось раздувать из этого особо пафосный туман, все же мне ясно видится лузерство всех моих предков, ну по мужской линии, это точно. И если ты лузер, зачем плодить себе подобных? Но пусть вопрос этот повиснет немым оттиском во времени, и не мне о том судить. Хотя как то бабушка все же рассказывала мне о том, что вышла за муж за полного идиота.
– Он, – неспешно говорила она, сдабривая сметаной свежее сваренный борщ, – даже когда на фронт собирался, вместо горсти родной земли завернул в платочек овечьего дерьма. И когда все бойцы, аккуратно развернув свое сокровенное, вдыхали аромат родной земли, за которую они и пришли сюда умирать. Дедушка твой непутевый, довольствовался непонятными для однополчан дурно пахнувшими кружаликами-какулями.
– Это у нас земля такая, плодородная, – отмахивался он, жирная, комковая… не земля… перегной!
– И шел воевать, за овечье дерьмо!
Да и про отца дедушкиного она тоже рассказывала:
– Еще тот …., – посмеивалась она, моя тарелку, после вкусного своего свеже сваренного борща. – Тогда все и всегда воевали, и не понятно уже и что там за война была в очередной раз, но он тоже ушел. А через неделю пришла похоронка, дома поплакали, поплакали да и решили что надо как то жить дальше. Выстроили новый дом, вышли за муж, родили детей….а он….сука….взял и вернулся. И сказать то нечего, уж подвез так подвез.
– А про детство? – Весело хихикнув, отозвался мой телефонный собеседник, – на прошлой неделе ты в прямом эфире рассказывал про свое детство, помнишь?
– Мама как то отправила меня на фазенду. – говорил я в микрофон, – И не то что бы это была каторга, так, супер лайтс. Но миссия данного предприятия складывалась к тому, что бы тетушка, хозяйка фазенды, и по совместительству сестра отца, сделала из меня за лето человека. Вы не подумайте что человеком я не был, я просто был неудачником.
– Она, – многозначительно повторяла мама всю дорогу, очень воспитанный и начитанный человек, – и почему то все время тыкала мне пальцами в спину, может просто хотела пропихнуть эту ценную информацию в меня, пока не известным мне способом. А может просто нервничала.
– Она, – повторялась мама, – очень религиозна. И я не зная, что это такое, запросто улыбался и посасывал что то, так бережно завернутое мамой в бумажку.
Тетушка оказалась еще та….с первого же дня она запретила мне есть мясо. Вкушать, так она называла то, что я собирался сделать с аппетитным кусочком сырокопченой колбаски.
– Это, – и она тыкала свои длинные заготовки в колбасу, – вкушать нельзя!
Я не ерипенился, потому как очень уж мне хотелось стать человеком. Хотя и тетушка позже мне стала казаться вполне сносной личностью, конечно не без женской придури, но вот только ночью с ней происходили какие – то метаморфозы. Как – то я даже пронаблюдал весь этот процесс. Тетушка брала шланг от стиральной машины и бегала по огороду совершенно не разбирая где посажено, а где нет. Но я так хотел стать человеком, что в дела её эти мутные лезть не стал. Выпил пару кружек молока и пошел спать.