Это было проявлением семейной ненависти к вещам, принадлежавшим Той — Которую — Звали — Синтией. Большинство из них находились на кухне или в комнатах для прислуги.
— О, я не суеверна, — сказала Иветт.
— Конечно, нет, — ответила Бабуля. — Люди, которые не отвечают за свои поступки, обычно не заботятся и о последствиях.
— Но, в конце концов, это мое собственное зеркало, даже если бы я и разбила его, — вспылила Иветт.
— А я тебе говорю, — сказала Бабуля, — что в ЭТОМ доме, пока я здесь, не будет разбитых зеркал, и не имеет значения, кому они принадлежат, или, тем более, принадлежали. Сисси, у меня чепчик ровно одет?
Тетушка Сисси подошла и заботливо поправила на ней шапочку. Иветт громко и вызывающе фальшиво стала напевать какой-то глупый мотивчик.
— Ну, а теперь, Иветт, будь добра все-таки убрать на столе, — сказала тетушка Сисси.
— Вот опять! — зло закричала Иветт. — Невозможно жить с людьми, которые все время ворчат и скандалят из-за пустяков!
— С какими это людьми, могу я спросить? — зловеще спросила тетушка Сисси.
Назревал еще один скандал.
Люсиль подняла негодующе прищуренные глаза. В обеих девушках пробудилась кровь Той — Которую — Звали — Синтией.
— Конечно, можешь спросить. Хотя ты прекрасно знаешь, что я имею в виду людей, живущих в этом проклятом доме, — презрительно сказала Иветт.
— По крайней мере, — ответила бабушка, — мы происходим не из полуиспорченной породы.
Последовала минутная пауза. Затем Люсиль со сверкающими от обиды глазами вскочила со своего стула.
— Ты, заткнись! — крикнула она в порыве, ставившем под угрозу достоинство старой леди, оскорбляющем ее ничем не запятнанное величие.
Грудь Бабули начала бурно вздыматься от бог знает каких эмоций.
На этот раз пауза, как после удара грома, была ледяной.
Затем тетушка Сисси набросилась на Люсиль как фурия.
— Иди в свою комнату! — хрипло кричала она. — Иди в свою комнату!
И она начала насильно выпихивать бледную, разъяренную Люсиль за дверь. Люсиль позволяла себя выталкивать, пока тетушка Сисси не прокричала:
— Сиди в своей комнате, пока не извинишься за свое поведение, пока не извинишься перед Мамулей!
— Я не стану извиняться! — раздался рассерженный голос Люсиль.
Тетушка Сисси все более неистово толкала ее наверх.
Иветт, ошеломленная происходящим, выпрямившись, стояла в гостиной с видом оскорбленного достоинства. В полусшитом голубом платье, с обнаженными руками она, казалось, потеряла дар речи. Ее тоже прежде всего ошеломил нескрываемо враждебный выпад Люсиль, покушение на величие возраста и авторитет Бабули. И в то же время она сама полна была холодного презрения к старухе за ее оскорбительную реплику в адрес их матери.
— Конечно же, я не хотела никого оскорбить, — произнесла Бабуля.
— Разве? — холодно усомнилась Иветт.
— Конечно, нет. Я только сказала, что мы не испорчены как раз потому, что нам случается быть суеверными, когда разбиваются зеркала.
Иветт не могла поверить своим ушам. Уж не ослышалась ли она? Возможно ли это? Как может Бабуля в ее возрасте так заведомо бессовестно лгать?
Иветт знала, что это ложь. Но она видела, что Бабуля искренне верит в свою новую версию.
В гостиной появился пастор, сделав перерыв в работе.
— Что случилось? — спросил он осторожно, дружелюбно.
— О, ничего, — протянула Иветт. — Люсиль велела Бабуле замолчать, когда та начала что-то говорить. И тетушка Сисси прогнала ее к себе в комнату. Люсиль, конечно, на этот раз перешла грань дозволенного…
Мамуля не совсем поняла, что сказала Иветт.
— Люсиль, действительно, должна научиться лучше контролировать себя, — произнесла она. — Упало зеркало и это взволновало меня. Я сказала об этом Иветт. В ответ она стала что-то говорить о суевериях и о людях в этом проклятом доме. Я сказала, что нельзя говорить плохо о людях в этом доме только потому, что им не нравится, если разбиваются зеркала. И тогда Люсиль набросилась на меня и велела заткнуться. Это позор, что дети совершенно не умеют сдерживаться. Я знаю, это не результат распущенности…
Тетушка Сисси вошла как раз во время этого монолога. Сначала даже она онемела. Но потом ей тоже стало казаться, что все было именно так, как только что сказала Бабуля.
— Я запретила ей выходить из комнаты, пока она не извинится перед Мамулей.
— Я сомневаюсь, что она извинится, — по-королевски спокойно сказала Иветт.
— А я и не хочу никаких извинений, — сказала старая леди. — У нее просто шалят нервы. Я не знаю, до чего они дойдут, если у них такие нервы уже в этом возрасте. Ей надо принимать виброфаст. Я уверена, Сисси, что Артур хочет чаю.