— Вы сказали Бонсэл Хэд? — спросила Бабуля.
— Да!
Последовала пауза.
— Вы сказали, что собираетесь поехать на машине?
— Да, в машине мистера Верела.
— Я надеюсь, он хороший водитель? Там очень опасная дорога.
— Он очень хороший водитель.
— Не очень хороший водитель?
— Да, очень хороший.
— Если вы поедете в Бонсэл Хэд, то я хотела бы послать весточку леди Лоус.
Бабуля всегда липла к этой жалкой леди Лоус, когда они были в одной компании.
— Ох, но мы туда не поедем! — закричала Иветт.
— Куда вы поедете? — спросила Бабуля. — Вы должны ехать через Хинор.
Все сидели, как выразился Боб, словно фаршированные утки, нетерпеливо ерзая на стульях. Вошла тетушка Сисси, а затем служанка с чаем. К чаю были поданы всегдашние деревянные кусочки купленного пирога. Затем появилась тарелочка с маленькими свежими пирожными. И в самом деле, тетушка Сисси посылала за ними в пекарню…
— Мамуля, чай!
Старая леди грузно оперлась на ручки кресла. Все поднялись и стояли, пока она медленно переходила с помощью тетушки Сисси к своему месту за столом.
Во время чаепития Люсиль вернулась из города после работы. Она выглядела совершенно измученной, с темными синяками под глазами. Она издала радостный вопль, увидев всю компанию.
Когда шум голосов стал стихать и натянутая атмосфера восстановилась, Бабуля сказала:
— Ты никогда не говорила мне о мистере Вереле, не так ли, Люсиль?
— Я не помню, — сказала Люсиль.
— Ты не могла не помнить, а имя это мне незнакомо.
Иветт рассеянно взяла с теперь почти уже пустой тарелки очередное пирожное. Тетушка Сисси, которую буквально сводили с ума своенравные и необдуманные поступки Иветт, в данный момент почувствовала поднимающуюся в душе зеленую волну ярости.
Она взяла свою тарелку с единственным пирожным, которое она себе позволила и с ехидно подчеркнутой вежливостью предложила его Иветт.
— Не съешь ли ты заодно и мое?
— О, спасибо, — сказала Иветт, уставившись на нее с сердитым вызовом и все с тем же беззаботным выражением лица положила пирожное на свою тарелку. Тетушка Сисси с запоздавшим сожалением заметила:
— Если, конечно, ты уверена, что действительно его хочешь.
Теперь на тарелке Иветт лежало два пирожных. Люсиль побелела, как полотно, склонившись над чашкой чая. Тетушка Сисси сидела с видом ядовитого смирения.
Неловкость достигла апогея. Бабуля, неуклюже восседавшая на троне, и ничего не подозревавшая о происходящем, вдруг произнесла:
— Если вы поедете в Бонсэл Хэд завтра, Люсиль, я хотела бы, чтобы вы передали от меня весточку леди Лоус.
— О!.. — сказала Люсиль, бросая на слепую старуху быстрый взгляд через стол.
Леди Лоус была членом семьи короля Карла и Бабуле доставляло удовольствие при посетителях подчеркивать свою дружбу с ней.
— Как замечательно!
— Она очень добра ко мне. На прошлой неделе она прислала со своим шофером книжку для отгадывания шарад.
— Но вы же ее поблагодарили за это! — воскликнула Иветт.
— Я хотела бы послать ей письмецо.
— Мы можем послать его по почте, — закричала Люсиль.
— О нет, я хочу, чтобы вы его взяли с собой. Когда леди Лоус звонила последний раз…
Пока Бабуля продолжала разглагольствовать о леди Лоус, молодые люди сидели сбившись в кучку, словно вспугнутая стайка рыбок у поверхности воды. Обе девушки знали, что тетушка Сисси все еще в прострации, почти без сознания в пароксизме ярости из-за пирожного. Возможно, бедняжка, она молилась про себя.
Девушки почувствовали облегчение, когда друзья наконец уехали. К этому моменту они выглядели уже совершенно издерганными. Именно тогда Иветт, внезапно прозрев, вдруг ощутила каменную, несгибаемую волю Бабули, всеми силами старающейся создать видимость нежной материнской заботливости. Откинувшись назад, старуха сидела в кресле. Ее красноватое старое обвисшее лицо, испещренное глубокими морщинами, бесстрастное, почти отрешенное, каменеющее, все еще было неумолимо властным, безжалостным. Застывшая инерция отталкивающей, уходящей власти. Еще через минуту она откроет маленький рот и начнет выяснять мельчайшие детали о Лео Вереле. Сейчас, на момент утратив сознание, она погрузилась в состояние дремоты, характерное для ее возраста, но через минуту рот ее откроется, мозг проснется и с ненасытной жаждой к жизни, к чужой жизни, она засыпет гостя бесконечными вопросами. Она была словно старая жаба, за которой однажды наблюдала зачарованная Иветт, когда та сидела на краю улья прямо напротив летка и, с демонической энергией двигая сморщенными челюстями, ловила каждую пчелку, вылетающую наружу, проглатывала их одну за другой, будто задавшись целью поглотить весь улей в угоду своей ожиревшей, морщинистой дряхлой плоти.